насчет окопов, и внимательно присмотрелся к рыжим скатам, за которыми стояли главные силы.
– Я что-то не вижу окопов, Александр Сергеич, – сказал он с беспокойством.
– Окопов не видите! Трудно и увидеть то, чего нет, – снова улыбнулся Меншиков.
– Как? Совсем нет окопов? – почти испугался Корнилов.
– Есть кое-где эполементы, но окопы для пехоты мне кажутся совершенно лишними. Видите, как продвинулись к самому морю французы? Ведь под защитой своей эскадры они приготовились меня обойти с левого фланга. Какой же смысл в том, что мои полки будут вязнуть в окопах? Засади их в окопы, они будут защищать окопы до последней капли крови, а ни мне, ни России этого совсем не нужно. Зачем бесполезно истреблять армию?
И опять по этому желтому морщинистому лицу от седых бровей к щегольски подстриженным белым усам пробежала мгновенная улыбка.
– Но все-таки, ваша светлость, – переходя уже на официальный тон, прямо спросил Корнилов, – ведь вы надеетесь же на победу?
– Надеюсь, что будем драться на совесть, – качнул головой Меншиков, – а там уже что Бог даст. Вот если бы я своевременно получил еще корпус, тогда другое дело…
И Корнилов из этого ответа понял, что больше незачем уже спрашивать об этом князя, что он сказал все, что считал возможным сказать, а вывод из его слов только один: надо еще усерднее, чем до этого дня, укреплять подступы к Севастополю.
Так как все адъютанты князя были довольно юны, за обедом царило такое веселье, какого ни Корнилов, ни тем более Стеценко совсем не ожидали найти здесь, в шатре главнокомандующего, нака- нуне боя.
Стеценко знал, конечно, что первый остроумец своего времени Меншиков любил видеть около себя остряков, но слишком непринужденные остроты полковника Сколкова, Грейга и некоторых других его коробили.
После обеда варили и пили жженку. Князь был отнюдь не наигранно добродушен и весел: явно отложил он все важные дела на завтра.
Корнилов, с недоумением на него смотревший, обратился вполголоса к сидевшему за столом рядом с ним старшему из адъютантов, полковнику Вуншу:
– Какие наши главные козыри в завтрашнем бою?
– Разве завтра ожидается бой? Завтра едва ли… Может быть, послезавтра, – хотел как бы уклониться от ответа Вунш.
– Хорошо, допустим, что послезавтра. На что можно надеяться? – повторил в иной форме свой вопрос Корнилов.
– Все надежды на наш испытанный штыковой удар, – вполголоса ответил Вунш. – Мы думаем опрокинуть их штыками.
– Гм… штыками? По-суворовски? Какой старинный прием! Теперь ведь не времена покоренья Крыма, послушайте, теперь мы за-щи-ща-ем Крым! И все-таки ничего, значит, кроме штыков?
Моряк, привыкший иметь дело только с пушками и мортирами, он в силу штыков верил мало.
Еще раз и теперь уже гораздо внимательнее, чем с приезда, оглядел он в трубу лагерь
