не успела ничего понять, как в проеме возник Дир. Охнул удивленно. И все. Глухо стукнуло, глаза князя закатились под лоб, и он осел на половицы от удара обухом топора в затылок.
А Торир уже поднял Карину, встряхнул.
– Ну, ну, молодец. Все правильно выполнила. А теперь главное: беги в гридницу к пирующим, кричи, голоси, что Дир Киевский зарубил Судислава. Ну же, беги!
И она побежала. Даже не потому, что подчинилась, просто в панике была. Неслась стремительно, беззвучно. Так и выскочила к стоявшим у входа в гридницу Давило и еще трем кметям городским – растрепанная, в разметавшемся платье, вся измазанная кровью.
Они стояли с чашами в руках, расслабленные. И хотя были в кольчугах, но шлемы сняли, просто стояли, переговаривались. Но так и застыли, глядя на нее.
– Клянусь душами прародителей!.. – словно выдохнул Давило. – Карина… Что случилось?
Она всхлипывала, мелко дрожа.
– Судислав… Там… Князь Дир…
– Да не блей, как овца! Что с посадником града? Что за кровь на тебе?
– Судислав, мертв он…
У Давилы задергалось лицо, ноздри расширились от шумного вздоха. Отшвырнул чашу.
– Таааак… Я ведь чуял. Знал, поди.
Его кмети грязно заругались, а он схватил Карину, грубо поволок в гридницу. Растолкал толпившихся у входа.
Шум, дым, запахи тепла, пота, стряпни. Давило втолкнул ее и почти швырнул вперед. Она упала, платье сползло, оголяя забрызганное кровью тело.
– Гляди, честные копысцы! – гремел Давило. – Гляди, добрые люди! Нет больше нашего выборного главы. Убил его волк киевский ради бабы. Кинулся за ним и порешил.
«Хоть не я это сказала», – как-то устало подумала Карина. Она боялась вымолвитьэто при всех. Понимала, что Торир предал ее, подставил. Сделал видоком[61] того, чего не было.
В гриднице вдруг стало тихо. Но тут же загомонили все разом. Закричали:
– Убийцы, тати, находники! Бесчинство творят, за добро кровью платят.
За верхним столом вскочил Ульв. Даже тяжелое кресло за ним рухнуло.
– Что мелет этот пес? Что наговорила эта сука? Где князь? Сам пусть скажет.
Но в этот миг в столешницу перед ним вонзилась сулица.[62] Никто и не заметил, чья рука ее кинула. Но это было словно сигналом.
– Бей за Судислава! Бей русь-киевлян!
И крики, вопли, лязг булата, звон посуды, шипение огня, бабий визг истошный, проклятия, ругань, стоны.
Карина выползла из-под рухнувшего сверху тела. Рядом с ней с грохотом опрокинулся стол, покатилась посуда, в колени впивались черепки разбитых плошек. Сцепившиеся люди топтались по объедкам, заходились лаем псы.
Испуганные женщины побежали к выходу, визжа, отпрянули, когда и там завязалась сеча. Вот и Ясномира упала с удивленным лицом, из-под золоченой кики потекла струйка крови. Какой-то
Видок – свидетель, тот, кто видел.
Сулица – короткое метательное копье, дротик.
