кого позади.
Это оказывается ординаторская: три стола, заваленных бумагами, которые вот-вот окажутся на полу; несколько стульев, доска, на которой висят рентгеновские снимки. У открытого окна, за которым высится здоровенный дуб, стоит нехилая такая пальма в горшке, кокетливо замотанная ветром в занавеску, как в фату. И на одном из столов – старый дисковый телефон черного цвета, который и нарушает тишину.
– Ого, – Джим удивлен, – я уж думал, таких больше нет в природе.
– Зато ему ничего не страшно, – замечает Коул, подходит к столу и поднимает трубку. Ничего не говорит, и нам тоже делает знак: молчите. Алисия вообще жестом предлагает Джиму подержать тряпочку у его рта; Джим возмущенно хмурится.
– Аарон? – Голос мужской, полный смертельного испуга и безнадежности. – Они там все уничтожат! Не стоило верить мэру и… – помехи заглушают его слова, как в плохом фильме. Затем незнакомец продолжает дрожащим голосом: – У тебя почти нет времени, чтобы сбежать. Они запустят Третью фазу, как только… – и короткие гудки.
Коул медленно опускает трубку, не сводя с нее глаз, как будто надеется услышать продолжение. Мы переглядываемся, желая узнать мнение каждого. Алисия хмурится:
– Странно все это, да? Ну, то есть вообще все, я имею в виду. Как будто ты спишь и никак не можешь вырваться из кошмара…
– И что теперь делать? – нервно спрашивает Джим.
– А что, этот звонок как-то меняет наш план? – спрашивает Коул почти задумчивым тоном, глядя в окно. – Будем голосовать?
– Голосовать? – эхом отзываемся мы с Алисией, одинаково удивленные. Алисия добавляет:
– Тут что, есть какие-то варианты?
– Или ты хочешь рассказать нам о какой-то там фазе? – осеняет меня.
Коул щурится, разглядывая меня, и взгляд у него веселый. Впрочем, он тут же возвращает себе максимально серьезный вид и притворяется, что изучает бумаги на столе. Я хмыкаю, уже на сто процентов уверенный, что попал в точку, но не продолжаю допрос. Уже понял, что с этим типом подобное не катит. Если он сам не захочет говорить, бесполезно пытать.
– Вот об этом я бы послушала, – вежливо заявляет Алисия, скрестив руки на груди. Джим встает рядом и повторяет ее позу.
Я предпочитаю устроиться на подоконнике в обнимку с дробовиком, и разматываю надоевшее полотенце. Судя по ощущениям, голова против таких жестких мер. Сам себе напоминаю полудохлую мумию. Украдкой прикладываюсь гудящим лбом к прохладному дереву приклада и на секунду закрываю глаза.
Коул присаживается на край стола, не выпуская автомат из рук. Оглядывает нас задумчивым взглядом, будто решая, что именно говорить, а о чем промолчать. Джим оказывается предсказуемо нетерпелив:
– Ну и?
На улице моросит дождь, пахнет жженой резиной и чем-то еще, неприятным и тревожным. Я вытягиваю руку, ловлю холодные капли. Потом вытираю руки полотенцем и смотрю на Коула. Он кивает, глядя на меня:
– Ладно,
