постаралась улыбнуться как можно приветливее. Тем более что против графа и графини я ничего не имела. Приятные дяденька с тётенькой. Может, излишне пафосные и говорят медленно, но это их право. Мне с ними не жить.
Графиня всплеснула руками:
– Валот, а где же Августос? Нужно его познакомить с Лили!
– Да, где же… – Граф завертелся на месте, живо напомнив выскакивающую из шкатулки куклу на пружинке. – Кажется, вижу! – победоносно провозгласил он и замахал руками. Как-то вдруг совсем не по-графски. Но мне ли судить. Я стою посреди бала без туфель…
– Впечатляющий образчик мужественности, – подмигнул мне отец, разглядев направляющегося в нашу сторону мужчину. – Статью в отца, а красотой в мать, – лукаво улыбнувшись, заявил он, чем заставил покраснеть и засмеяться графскую чету.
– Августос закончил свою службу при короле и решил вернуться в родной дом. Говорит, что устал от светской жизни и хочет спокойствия. А что может быть лучше, чем жена и домашний уют? – хихикнула графиня.
Я не была в восторге от того, в какую сторону повернул разговор. Но не могу сказать, что это меня удивило. После всех намёков отца это было вполне ожидаемо. Только вот я надеялась, что у графов этот вопрос уже закрыт. Ведь, если я правильно поняла, Бони что-то говорила о приданом и замужестве…
– Августос, сынок мой! – Графиня радостно обняла подошедшего мужчину. – Всё не могу привыкнуть, что ты так близко и никуда больше не уедешь!
– Мама, – сдержанно улыбнувшись, Августос отстранился от расчувствовавшейся женщины.
– Августос, возможно, ты помнишь, лет десять тому назад ты приезжал домой на Рождество… И… Что ж это я смущаюсь как ребёнок. – Граф Стольмский перевёл дыхание. – Это леди Мищетцкая.
У молодого графа были тёмные глаза. Эти глаза пристально посмотрели на меня, и мне вдруг стало как-то не по себе. Молодой граф улыбнулся и протянул руку.
– Кудрявая девочка с картинками, – произнёс он.
– Ах, Августос, неужели ты помнишь? И действительно! Валот, помнишь эти рисунки? Лили тогда очень любила рисовать, – умилённо улыбнувшись, видимо, вспоминая ту маленькую смешную круглощёкую девочку, которой была я, на одном дыхании произнесла графиня.
– О да. Лили тогда рисовала всех. Заставляла позировать себе часами. Слуги прятались по углам… – улыбаясь своим воспоминаниям, припомнил папа.
– Она и тебя тогда нарисовала. У меня где-то лежит этот рисунок. Ты помнишь, Августос?
– Да. На том рисунке я был похож на хромого ободранного пса, – серьёзно, не сводя с меня своих чёрных глаз, произнёс молодой граф.
И я, кажется, покраснела. Да, под всеми этими слоями грима – пудры и румян – я покраснела. Но не оттого, что мне вдруг стало стыдно за своё неуклюжее творчество. Отнюдь, я и сейчас могу с уверенностью заявить, что оно прекрасно.
