предложила я, пытаясь выиграть время. – Я приготовила пасту с сыром. Еда в духовке.
– Пожалуйста, Сара. Это очень важно. – Он повел меня за руку к дивану. Тот мне никогда не нравился. Кожа была слишком холодной. Том сел на дальний край и посмотрел на меня. Неужели он узнал? Нет. Он не мог. Ведь не мог?
– Когда я учился в интернате, – осторожно начал Том, – там был один мальчик, которого… – Он замолчал.
Я ожидала не этого.
– Которого что?
– Которого мы изводили. Когда я говорю «мы», то имею в виду моего друга Хьюго и меня.
Мою кожу покалывало. Я ни с кем не была жестока. И Том был не из таких. Или из таких? Говорят, что подобные люди всегда тихони.
– Физически или морально? – Сердце в груди забилось чаще.
Он отвел взгляд.
– И то и другое понемногу. Мы окунали его головой в унитаз и объявляли бойкот. Ну, ты знаешь, не разговаривали с ним.
Я пересела с дивана на пол. Мне так было комфортнее. Помогало мыслить яснее.
– Почему?
Он по-прежнему избегал смотреть мне в глаза.
– Потому что группа учителей из… издевалась над нами, – торопливо произнес он. – Мальчика, с которым мы отвратительно себя вели, звали Чэпмен. Он хотел, чтобы мы донесли на учителей директору, но мы с Хьюго думали, что он станет все отрицать, обвинит нас во лжи, и ситуация ухудшится. Поэтому надавили на него, чтобы он согласился молчать. Нам было всего по десять лет…
Его голос прозвучал сдавленно.
Я была поражена.
– Это ужасно, – прошептала я, поднимаясь на ноги. Хотела расспросить его и обнять, но что-то меня удерживало.
Теперь он посмотрел на меня. Его глаза были покрасневшими и напуганными. На улице завыла сирена. Здесь часто раздавался ее вой. Она постоянно заставляла меня нервничать. Сирена замолкла, но в моей голове продолжала звенеть.
– Сейчас он довольно известен и пишет мемуары, которые опубликуют в следующем году, – продолжил Том. – Я слышал, он включит в них время, проведенное в школе, и назовет кого-то по именам. Наверное, упомянет о том, как ужасно я и Хьюго с ним обращались. Что люди подумают обо мне?
– Послушай, – ответила я, – если это действительно произойдет, ты просто скажешь, что был всего лишь ребенком.
– Я же понимал, что это неправильно. – Его глаза были зажмурены, словно от боли. – Но был слишком напуган, чтобы поступить правильно. Думал, отец скажет, что я слабак. Что большие мальчики не плачут.
– Правда?
– Я знал, что ты не поймешь. Как иначе? – Его голос звучал сердито. – Ты выросла в большой счастливой семье, где подобного не случалось.
– Моя счастливая семья, – выпалила я, – это только отчасти правда. Мы с мамой жили в коммуне. Я никогда не знала своего отца.
– В коммуне? – Его песочные брови нахмурились. Я не удивилась, поскольку в прошлом люди очень по-разному на такое реагировали.
