складывал монах.
– Да это праздник какой-то! – искренне обрадовался Иоанникий.
– Дядяникий, так она еще и говядины сыровяленой послала. Сама делала. Но вот не знала, будешь ли ты ее есть. – Иван немного смутился, будто на преступление какое монаха подговаривал.
– Так пост, – улыбнулся отшельник, – но от добрых людей грех и гордыня не угоститься. Только чуть, из уважения к твоей маме.
Веточками они выкатывали из углей дымящиеся клубни.
– Как в пионерском детстве, – улыбался Аникий.
– У тебя пионерское детство было? – зацепился Ванюшка.
– В другой жизни. Ой, а грузди-то какие – чудно хрустящие…
– Ты, Дядяникий, как ребенок, такой чепухе радуешься.
Аникий подмигнул:
– А чему еще радоваться? Утром солнышко встало – радуюсь. Сам встать смог – радуюсь. Ты в гости пришел – радуюсь. Смотри, какой у нас праздник на траве!
– Да уж… Уф-ф… – Ваня обжегся рассыпчатым чревом картофелины. – Ты мне когда-нибудь расскажешь, почему ты в монастырь ушел, а потом сюда?
– Да хоть сейчас, – снова подмигнул ему из-под седой пряди на густых бровях Ани-кий. – Делать мне там стало нечего, вот и ушел. Я там никому не нужен, кроме Бога, а самому кому-то в друзья и родственники навязываться не с руки. Понимаешь?
– Вроде как и понимаю, но не понимаю.
– А и не надо тебе. У тебя вся жизнь впереди. И Валя. – Монах прищурился, как заговорщик.
– Валя, – ответно улыбнулся юноша. – Морсу вот еще… – Ваня протянул Аникию пластиковую бутылку. – А что до того, как ты ушел, было?
Ваня и сам напрягся от своего вопроса. Боялся, что заденет своего мудрого друга за живое или причинит боль какую. Но тот вдруг ответил совершенно непринужденно, даже радостно как-то:
– А ничего, Ванюша, не было. Ты же не помнишь, что до твоего рождения было?
– Конечно, не помню, – чуть не подавился парень. – Только родители рассказывали.
– Вот, а мне рассказать уже никто не может, а сам я не помню.
– Не помнишь или не хочешь помнить? – стал вдруг серьезным Ваня.
– А есть какая-то разница? – вздохнул отшельник.
– Не знаю, думал, ты мне расскажешь. А часовня в честь кого будет? – глянул парень на сруб.
– В честь Веры, Надежды, Любови и матери их Софии.
– А я вот еще спросить хотел. Знаю, что ты женщин избегаешь, уходишь в чащу иной раз. А если мы с Валей жениться надумаем, ты нас благословишь? – Ваня снова засмущался. – Мать сказала, ежели Аникий скажет, то и мы с отцом против не будем. Да они и так не против.
– Благословить любовь – дело доброе. Только венчайтесь в миру. А вот сохранить любовь – дело сложное.
– Да я ее всю жизнь любить буду! – почти вспылил неким сомнениям отшельника Иван.
– Конечно, будешь, – спокойно согласился монах. – Школу окончите,
