* *Николай Петрович вызвал нас в больницу через несколько дней, когда мы тонули в судебных тяжбах. Он был очень расстроен и подавлен. С огромным трудом провел нас к себе в ординаторскую через антиковидные заслоны.
– Вам надо с ней повидаться. Она в реанимации.
– Что, совсем плохо? – спросил я, хотя знал ответ.
Николай Петрович какое-то время собирался с мыслями и, видимо, чтобы они лучше собирались, расстегнул пару верхних пуговиц своей больничной униформы на груди.
– Всё это время вы были для Насти плацебо. Понимаете? И не только она, я поверил, что это сработает. Ведь анализы стали кратно лучше. Но…
– Совсем плохо? – всё же с надеждой в голосе спросила Аглая.
– На данный момент – очень… – глухо выдохнул доктор.
– Это она стала для нас плацебо, – сказал я.
– Я проведу вас к ней, может, снова сработает. Она ждет… Василия Абдурахмановича я к ней провести не смог. Он не родственник. Сейчас все реанимации в соседнем корпусе на ковидных работают. А у нас, простите, простаивают. Пойдемте…
Настя лежала в палате одна. С трубочками в носу и системой для инфузий в изголовье. Бледная, правильнее сказать, бесцветная. Только огромные серые глаза живые и улыбающиеся.
– Ну наконец-то! – тихо обрадовалась девочка. – Я тут замаялась уже ждать. Мне нужно вам сказать…
Аглая взяла ее обмякшую ручонку себе в ладони, я погладил Настю по голове.
– Супер! Я так об этом мечтала! – Это была простая русская умирающая девочка, и мечты у нее были простыми, но дорогого стоили.
– Я вот что хотела вам сказать, – продолжила Настя, – вы повенчаетесь? Ну, чтобы вы были перед Отцом Небесным? Понимаете? Ну, чтобы мы там все встретились. Бабушка будет рада… Те мои родители не будут против. Вы не против? – Она смотрела на нас без всякой надежды на будущее, но с такой удивительной надеждой на вечность, что мы едва сдерживали слезы.
Впрочем, не очень-то они и сдерживались…
– Не против, – ответила Аглая.
– Не против, – ответил я.
– Идите – и повенчайтесь! Потом придете и расскажете, ладно? Я ждать буду.
– Обязательно, – ответили мы в один голос.
Когда мы вышли из палаты, Аглая чуть не задохнулась от рыданий на моей груди Николай Петрович стоял, опустив голову и руки.
– У меня есть друг-священник, он нас повенчает, – сказал я.
– Ты ему тоже советы продаешь? – улыбнулась сквозь слезы Аглая.
– Нет, он мне грехи отпускает…
Я не люблю историй с печальным концом. Я останавливаю эту медленную повесть о больном времени. Я хочу верить, как Настя…
Соображения на троих
быстрая повесть о большом времени
Параллели не пересекаются, потому что так им удобнее идти рядом…
Посвящаю моему и моих сестер
преподавателю
