style="font-size:15px;"> – Твое какое дело? – невозмутимо и вполне спокойно ответил я.
– Мое? Я представляю людей, которые заплатили большие деньги, чтобы ее усыновить.
– Удочерить, – поправил я. – Я тоже подал документы на удочерение, и мне по барабану, чьи интересы ты представляешь.
– Слышь, ты точно ничё не попутал? – Их так никто и не научил разговаривать.
Седой равнодушно молчал.
– А ты хорошо подумал, прежде чем сюда приехать? Подумал о том, что тут может оказаться вовсе не ботаник, как ты себе представлял, представитель людей, которые покупают детей?!
Моей игры слов он не оценил. Не мог – априори. Но про «не ботаника» понял. У них схема отработанная и тупая – усилить наезд и дезорганизовать оппонента.
Для начала он смачно сплюнул под ноги так, что даже седой брезгливо поморщился. Тот, похоже, и на зоне, и в остаточной жизни понял преимущество хороших манер.
– Слышь, мы же и тебя, и бабу твою!.. – Начал молодой и достал из кармана куртки тертый «макаров», но наглым пузом уперся в выставленный мной ствол нагана.
– Тихо, – почти неслышно сказал я, и это возымело большее действие, чем его громко. – Знаешь, чем мы с тобой различаемся?
Он только сопел.
– Ты готов убивать, но не готов умирать. Ты тупо веришь, что по жизни будет фартить, от твоей молодой наглости, но это не так. А различаемся мы тем, что я готов умереть. Умереть хоть сейчас.
– За какую-то больную девчонку? – скривился молодой.
– За свою больную дочь. Самое страшное для тебя, что мне не страшно, я уже умирал и умираю каждый день.
– Ты чё, тоже смертельно больной?
– На всю голову, – на его языке ответил я.
Молодому нужна была помощь, и он оглянулся на старшего, который продолжал невозмутимо и равнодушно смотреть на происходящее в пяти метрах от нас.
– Чё, пристрелить его? – как-то нерешительно спросил молодой.
– Пристрели, – равнодушно разрешил старший, но в этот момент первым выстрелил я – пока что в ногу молодого, в ступню.
От неожиданности он сразу рухнул и в этот момент лишился пистолета, который, как назло, откатился к ногам седого. Тот продолжал стоять, как памятник.
Выдав тираду мата и оскорблений, молодой исчерпал энергию наезда, с трудом встал на одну ногу. В этот момент из подъезда с мобильником в руках вышла Аглая. Она была еще спокойнее седого. К нему она и подошла. Молча протянула ему мобильник, который он поднес к уху и выслушал всё, что ему оттуда сказали. Седой вдруг бросил на Аглаю не ожидаемый взгляд вожделения или пренебрежения, а – сдержанного уважения и каким-то особо вежливым движением вернул ей телефон, слегка склонив голову. Ровно на столько градусов, на сколько ему позволял его статус.
– Поехали, – сказал он растерянному молодому с кровавой дыркой
