Центрального банка. Вы понимаете, какая ответственность на мне была?
– Да…
– Это сейчас воруют, а тогда мы вели учет и контроль! Да! Поэтому я знаю, как правильно распределять финансы. Как их беречь для будущих поколений.
– Это замечательно, – выразил я свое восхищение ее любимым словом.
– Думаете, старая еврейка пудрит вам мозги? – как-то по-одесски, но совершенно точно прочитала она мои мысли. – Моего отца, между прочим, назвали в честь Иоанна Богослова, – зачем-то сообщила она. – Знакомы с ним?
– Лично – нет, но Евангелие в его исполнении мне нравится больше других.
– Вот! А моему деду нравился Апокалипсис. Он утверждал, что с этим сумасшедшим человечеством так и будет! И что? Разве мы это с вами не видим? Придумали этот ковид, эти маски, чтобы закрыть нам рты, а представляете, в Израиле врачи сообщили, что прививки влияют на репродуктивную деятельность женщин! – Она сказала это таким тоном, как будто собиралась родить дюжину ребятишек. – Скоро все забудут реальное значение слова «спутник», которое я знаю с 1957 года! Но… простите, я отвлеклась, вам надо перестать баловать вашу девочку и отучить ее подсматривать за другими.
– Гертруда Ивановна, Настя ни за кем не подсматривает…
– Да? А откуда она знает, что я ругаюсь с невесткой и настраиваю против нее единственного сына?
– Вы же не делаете этого прилюдно? – резонно спросил я.
– Нет, конечно… – тут же согласилась Гертруда Ивановна и одновременно озадачилась: – Значит, не подглядывает, не подслушивает?..
Надо было как-то срочно разруливать эту ситуацию, и я пошел ва-банк.
– Гертруда Ивановна, могу я вам доверить семейную тайну?
– Я – могила!.. – сказала она это таким убедительным тоном, что я буквально увидел на ее месте прямоугольную яму двухметровой глубины.
– Вот если бы у вас был смертельно болен ваш сын?
– Боря?! – вскинулась она и торопливо зашептала: – Свят, свят, свят… – и только что не перекрестилась. – Настя тяжело больна? – догадалась она. – Потому вы ей всё прощаете…
Мне оставалось только кивнуть, приложив палец к губам. Она сделала шаг ко мне и даже приобняла.
– Простите меня, старую дуру. Меня ведь почему назвали Гертрудой…
И тут я поразил ее своим прозрением:
– Ваш отец любил Германа Гессе и назвал вас в честь его романа «Гертруда»…
Моя собеседница остолбенела. Набрала воздуху побольше, чтобы высказать свое восхищение:
– Я видела, что вы умный человек, но вы очень умный человек.
– Сам себя боюсь, – отшутился я.
– Ага, а я, как глупая героиня романа, часто не замечаю в жизни главного.
– Это вы простите меня… за Настю…
– Да что вы?! Экая ерунда! Она же права! – вдруг призналась Гертруда Ивановна. – Но эта Галина всё равно дура
