Карлу, королю Прованскому, – ты знаешь их титулы, Феофан. Итак, всем этим христианским королям мы одинаково пишем следующее…
«Знайте, возлюбленные чада, что мы, папа Николай, решили потрудиться к вящему процветанию и неприкосновенности всего христианского мира, а посему предписываем вам, дабы снискали вы нашу любовь, поспоспешествовать тому же вкупе с братьями и сородичами вашими, христианскими королями империи…»
Папа медленно изложил свои планы. Они касались общих действий. Единства. Отказа от усобиц и расчленения империи. Сохранения Церкви и истребления ее врагов, а также соперников, если архиепископ Вульфхер сказал правду.
– «И пожелание наше таково, – закончил сухой, скрипучий голос, – чтобы всякий человек, который приложится к сему благословенному и святому походу, носил на себе поверх доспехов знак креста, обозначая тем служение Матери-Церкви».
– Закончи послания как подобает, Феофан. Завтра я подпишу их и скреплю печатью. Созови хороших гонцов.
Не выпуская кошки, старик встал и чинно удалился в свои личные покои.
– Отлично придумано с этим крестом, – заметил один секретарь, деловито начертывая копии пурпурными папскими чернилами.
– Да. Его надоумил англичанин, когда рассказывал о язычниках, которые в насмешку над Христом носят молоты.
– Им особенно понравится то место, где говорится о процветании, – сказал старший секретарь, старательно посыпая письмо песком. – Он хочет сказать, что если они сделают по его слову, то могут разграбить всю Англию. Или Британию. Не важно, как ее называть.
– Альфред просит о миссионерах? – переспросил Шеф, не веря своим ушам.
– Он так и сказал. Миссионарии. – Взволнованный Торвин невольно выдал то, о чем уже подозревал Шеф: при всем его неприязненном отношении к христианам он худо-бедно знал их священный язык, латынь. – Так они издавна называли людей, которых посылали к нам с уговорами поклоняться их богу. Я никогда не слышал, чтобы христианский король приглашал в свою страну людей, дабы обратить в нашу веру собственное население.
– И Альфред этого хочет?
Шеф был полон сомнений. Он видел, что Торвин, вопреки своей убежденности в пользе выдержки и спокойствия, был захвачен мыслями о славе, которую принесет это дело ему и его товарищам по служению Пути.
Но он уверился, что все это неспроста и было не тем, чем казалось. Тот этелинг Альфред, которого он знал, не интересовался языческими богами и всей душой, насколько мог судить Шеф, веровал в христианского. Если он призывает в Уэссекс проповедников Пути, то причина лежит глубже. Наверняка он ополчился на Церковь. Ведь можно же верить в христианского бога и ненавидеть Церковь, которую воздвигли его последователи. Но что надеялся выгадать Альфред? И как эта Церковь воспримет происходящее?
– С моими товарищами-жрецами мы выберем, кто отправится
