потерял интерес к книгам и игре в покер, не реагировал на нападки других заключенных. Асад и Эмир испугались, что друг подхватил серьезную болезнь – иных объяснений тому, что за четырнадцать дней он ни разу не сцепился языками с кем-то из заключенных и не притронулся к своему ножу, не нашлось. И с каждой минутой Ливий убеждался в том, что это правда. Он болен, его болезнь развивается чертовски быстро и пожирает трезвый рассудок, оставляя только воспоминания и предвкушение новой встречи с этой странной женщиной. Чем она отличается от других? Как ей удалось его зацепить? Почему он думает о ней двадцать четыре часа в сутки, не может выбросить из головы ее лицо, ее глаза, ее прикосновения? Почему вспоминает запах ее духов? В нем боролись два одинаково сильных, почти нестерпимых желания: вернуть контроль над своими мыслями и послать контроль ко всем чертям, окунувшись в омут с головой. И, хотя борьба еще не завершилась, Халиф знал, которое из желаний победит.
– Как там на улице, солнечно? – спросил у надзирателя Ливий. – У меня глаза болят от солнечного света. Знаешь, что случилось с моими очками? Я наступил на них, когда ребята на иракской таможне заламывали мне руки. И это после того, как я выразил готовность пойти с ними и пообещал не сопротивляться.
– Да-да, – кивнул спутник. – Знаю я твои обещания, Хиббинс. А они не просто так работают на таможне. Таких, как ты, видят насквозь. На их месте я бы двинул тебе в челюсть пару раз. Когда вижу мужиков с милой мордашкой, так и хочется их разукрасить.
– У тебя проблемы с немотивированной агрессией, сынок. Ты должен наладить отношения с отцом. Обида пополам с гневом – тяжкая ноша.
Надзиратель ткнул его в спину дубинкой.
– Я тысячу раз просил не обращаться ко мне «сынок».
– Между прочим, у меня больная спина.
– Не припомню, чтобы ты жаловался на больную спину, когда избивал Гасана Хабиба. Иди вперед и помалкивай. Еще пять минут – и я навсегда от тебя избавлюсь.
– Совсем забыл. Мне нужно позвонить. Снаружи есть телефон?
– Нет, только внутри. Шагай, пока не получил по шее.
– Я должен поговорить с приятелем. Иначе придется ночевать на улице.
Тяжело вздохнув, надзиратель повернул назад.
– Хрен с тобой. Пройдем через коридор, где находятся камеры. Предупреждаю: если выкинешь глупость, отхватишь тумаков.
***
Увидев Ливия с почетным эскортом, заключенные подошли к решеткам камер и загалдели, перекрикивая друг друга, но быстро успокоились, стоило надзирателю на них прикрикнуть. Единственным, кто остался на месте, был Гасан Хабиб, двухметровый детина с широкими, как у портового грузчика, плечами, и не обезображенным интеллектом лицом.
– Посмотрите-ка, кто вернулся, – насмешливо протянул он, провожая спутников взглядом. – Король передумал и решил отсидеть свой срок до конца?
– Посмотрите-ка, у кого вновь отрос язык, стоило королю выйти на свободу, – откликнулся Халиф. – Что такое,
