состраданием – в нем жила благодарность этому родному, но очень далекому человеку за дарованную ему жизнь, за возможность трудиться и достигать. Знать бы, какой стороной судьба-злодейка повернулась к нему, не дай ему отец природного самоотвержения, не подтолкни в безотцовщине к борьбе за место под солнцем, в полосе моральных унижений от стоптанных ботинок, от застиранных брюк и рубашек.
Василий Никанорович слушал обидные, не заслуженные им слова жены – хотелось от бессилия плакать, но очищающие слезы оставались внутри, раздирая грудь все усиливающейся болью. Он вышел во двор, вобрал грудью воздух – голова просветлела, боль скомкалась в одном участке груди.
Посмотрел на небо, зажмурился от заходящего солнца. «За закатом всегда приходит рассвет. Ты всей-то красоты земной за работой пока и не видел. Надо жить, и в страдании жить!» В такие, трудные для него, минуты его вдохновлял великий библейский пример – мученическая смерть Иисуса Христа. Иисус принял муку, несовместимую с его страданиями, в искупление чужих грехов, во имя и его, Василия Никаноровича, независимой жизни.
Глава 23
Вовчик не спускал глаз с Ларисы – он не издал ни звука, хотя моментами боль пронзала до мозжечка, в следующее мгновение пальцы приятно щекотали тело. В эти промежутки он изучал ее, проваливался в странные для него самого аналогии. Он пытался сравнить ее сосредоточенное лицо с лицом Галины, отказавшейся от него в пользу богатства, и начинал понимать, здесь, распластанный на перевязочном столе: «Страсть и любовь неравноценны в одной упряжке. Страсть рванула на опережение и выдохлась, а любовь без рывков продолжает идти в ней, не считаясь ни с каким усилием».
Вошел врач, прервав несвойственные Вовчику рассуждения. Низко наклонившись, осмотрел рану, поправил отводящую трубку.
– Не все мне здесь нравится. Однако могло закончиться гораздо хуже. Не напрягайся, парень, вся жизнь впереди, не с такими болячками справлялись.
Обращаясь к Ларисе, он вполголоса дал указания и вышел. Вовчик остался наедине с ней.
Между ее размеренными манипуляциями он поймал ее руку.
– Один вопрос, позволите? С отрывом от производства.
Лариса застыла с поднятыми руками, глядя ему в глаза. «Сергеевна с точностью описала своего внука. В самом деле приятное мужественное лицо – понятен содержанием без купюр. Хотелось бы поболе культуры». Итак, на ее горизонте замаячили две реальные фигуры, остальные – временщики. Из своего небольшого опыта она остановилась на этих мужчинах.
Сомнения быть не могло – она знала свои качественные возможности, достаточно хорошо изучила психологию летунов-ухажеров. Лариса ловила себя на возобладавшем в ней прагматизме – пыталась противодействовать, а с годами он все настойчивее пер из нее. Время романтики безнадежно ушло. А сердце все еще хотело ее основ – любви. В обоих случаях вариант не срастался. Виктор Андреевич – ловелас со стажем, если и остепенится годам к пятидесяти – не лучшая перспектива. Второй
