обеденной комнате и наблюдали за тем, как Лава в сопровождении слуг расставляет на скатерти многочисленные тарелки и плошки.
– Говорят, книги по темному знанию написаны на особом языке, – заговорила Летисия. – Его понимают только Хранители Темной Библиотеки. И те, кто получил такой статус, а заодно и доступ к изучению темного знания.
– Наука о том, как все было на самом деле, – сказал Ливиан. – Мы – единственные, кто знает, как все было на самом деле, без древних рукописей, но не можем прочитать эти книги. Изощренная шутка.
– Вот я и говорю, – согласно покивал Деон. – Эй, хозяйка! – обратился он к Лаве. – Не знаю, какие у вас тут традиции, но я начинаю свое утро с чашки крепкого кофе и сигареты. А потом уже завтрак. Если у меня на него хватает денег.
– Сигареты? – недоуменно переспросила девушка.
Брат закатил глаза.
– Черт, да плюнь. Кофе. Просто кофе. О большем я не прошу.
– Я могу принести господину кальян.
– Кальян? – задумался Деон. – А почему бы и нет. И какой-нибудь фруктовый табак. Виноградный пришелся мне по душе. А что насчет персикового? Такой у вас имеется?
Ответить Лава не успела. Двери обеденной комнаты открылись, и на пороге появился хозяин дома собственной персоной. За ним шла многочисленная свита: полупрозрачные женщины, диковинные животные, бледные юноши и девочки с золотыми кудрями и ангельскими лицами. На Эрфиане были восточные одежды из белоснежного шелка, походившие то ли на мантию, то ли на саван, длинные светлые волосы, ухоженные, как и раньше, свободно лежали на плечах. Он сел во главе стола, и члены свиты расположились на ковре.
– Братья, – сказал он с легкой улыбкой. – Рад видеть вас. И тебя, прекрасная госпожа, – кивнул он Летисии.
Ливиана в Эрфиане раздражало многое, и лидировали в этом списке олимпийское спокойствие и тихий голос. Он не говорил, а, скорее, шептал, но даже в лесу, полном посторонних шумов, вы бы услышали каждое слово.
– Привет, – осторожно улыбнулась волчица. – Спасибо за ужин и за то, что приняли нас с таким теплом. Я отлично выспалась. А банная комната – отдельное удовольствие.
– Богу смерти приятно слышать, что он отнесся к кому-то с теплом, – кивнул Эрфиан.
– Один из ваших подопечных решил, что в его объятиях мне будет еще теплее, – не удержалась от того, чтобы упомянуть о ночном инциденте волчица.
Брат изобразил удивление. В его случае это означало «поднять брови на тысячную долю миллиметра». Он склонил голову на бок, а потом щелкнул пальцами, и один из сидевших на полу юношей поднялся на ноги. Сейчас он, разумеется, даже отдаленно не напоминал Ливиана: у существа было тонкое, немного нервное лицо с большими черными глазами и по-женски пухлыми губами.
– Подойди-ка, Ма, – обратился к нему Эрфиан. – Я хочу у тебя кое-что спросить.
– Да, господин? – испуганно откликнулся юноша, приближаясь к столу.
– Прошедшей ночью ты нарушил
