высокопарным. Шагнул ли он со страниц комедии или был реален, кто его знает. Но и то и другое могло показаться чудом? Опасным чудом, потому что неизвестно откуда пришел Матвей, куда он уйдет, и что станет делать
– Твой бог ничего не сделает для тебя, Люцифер не способен ничего творить, он только разрушает все, что было сделано без него. Но он окажется первым, – возражал ему Фауст.
Они немного помолчали. Маргарита пыталась его отвлечь, но Фауст уже не мог остановиться, он хотел сказать все, что думает.
– Он единственный, кто с нами до сих пор оставался. Даже ради самосохранения, он должен уменьшить количество зла на земле, больше сделать это некому.
Его и самого потрясла странная догадка. Но разве не так все было на самом деле. Он возлагал надежды на разрушителя. А если он разрушит то, что и следовало бы разрушить до основания.
Матвей смотрел на него испуганно. Он догадывался, что Фауст прав. Какая разница, кто к этому приложит руку.
– Ученик отправил его на распятие, а казался верным и преданным. Но он все понимал по – своему.
– Но ты не предавал ли его, когда писал дьявольскую комедию. Твой Люцифер слабак, иначе бы он не спрятался в аду. И сколько времени он там провел, не желая покидать этого кошмара, любой ад для него ничто по сравнению с миром, который прежде пришлось освещать.
Матвей проявил странную осведомленность в познании текста комедии, это могло испугать любого автора, если бы он собирался жить долго… Но Фаусту нечего было бояться.
Часть 4 Поговорить о главном
Глава 1 Открытие
Они сидели друг против друга, и было такое ощущение, что спор этот длился вечность.
– Я готов был спасти его перед распятием, – твердил Матвей, – но он не позволил мне сделать этого. И я всегда был готов служить ему и защищать его. Но все мои жертвы и подвиги никак не могут оправдать одного того греха. Да я не жалуюсь, мне грех было бы жаловаться, – горячо прибавил он и тут же отпустил глаза. Этому парню было что скрывать, по всей видимости.
Фауст смотрел и слушал его внимательно. Он снова переносился в иные миры. Он знал, что никогда не напишет книгу о Христе, даже если бы ему было отпущено еще два десятка лет, и тогда ничего не получится.
– А разве он не требовал тогда, чтобы ты сжег свои пергаменты? Думаешь, они сгорели бы? – неожиданно спросил Фауст, и усмехнулся загадочно, словно ему было известно что-то странное. Но одно понятно, он тоже там был, они уже встречались с учеником
– Ты не стал этого делать, зная, что такие рукописи не сгорят.
И странно исказилось лицо Матвея после этих слов, словно его хлестнули со всего маха по одной щеке, и он раздумывал, подставлять ли другую?
– Мы вместе должны прийти к нему, – выпалил, наконец, Матвей, словно еще раз в чем-то убеждаясь, пытаясь убедить и творца самого.
– Я виноват,
