с двумя посошками. Шёл калеченный, едва полусогнутыми ногами перебирая и никак воли своей не выказывая. Однако кони разом осадили прыть, встали и словно в стену уперлись.
Конокраду три сажени оставалось до пня ехать.
Отшельник редко являлся из келейки своей, тем паче на глазах братии. Многие думали, увеченный старец и ходить-то не может; тут же явился на подворье, качается, но идёт – само по себе невидаль!
Встал возле оборотня, согнулся, опершись подмышками на посошки.
– Чей будешь, гоноша? – спросил шелестящим, ветреным голосом. – Из каких далей занесло?
Разбойник пыл свой дерзостный поубавил, взор яростный пригасил.
– Ничей! – огрызнулся с заглыхающим вызовом. – Сам по себе. Вольный!
Ослаб никаких чувств не выказал, будто ничего иного и не ждал.
– Верно, признал засапожник, – заключил. – Искусился…
Конокрад верёвки подтянул к себе, снял удавки с лодыжек и на ноги вскочил. Тут сначала Сергий, за ним и вся братия подтянулась. Стоят поодаль, стригут глазами, дабы не удумал какой пакости – стрекача дать или, хуже того, напасть. Кудреватый с кнутом на изготовку…
– Пускай одёжину дадут, срамоту прикрыть, – неожиданно молвил пленник, отводя взор.
– Дайте ему покров, – велел старец. – Коль волчий утратил.
На оборотня вместо одежды дерюжку накинули. Тот завернулся и лишь тогда прямо взглянул.
– Чего вам надобно от меня?
– Из каких мест к нам прибежал? – миролюбиво спросил Ослаб. – Не видывал ещё эдаких ражных в здешних краях. Ни старых, ни малых…
Покуда нагим стоял, вроде спеси поубавилось в молодце, а тут вновь приросло.
– Ты, старче, отпустил бы меня подобру, – сказал с угрозой. – Всё одно уйду!
– За шалости кто ответит? – вмешался Сергий. – Сколько уже кобылиц свёл? Без малого две дюжины угнал!
– Пускай твои пастыри не зевают! – огрызнулся конокрад. – И труса не празднуют. А то выйду на промысел, они в кусты. Мне и забавно!
– У меня конь застоялся в стойле, – вдруг сказал старец. – Промять бы его, да никто войти не может. Выведешь моего красного?
– А скажешь, откуда наперстный засапожник, выведу!
– Скажу, выводи.
Пришли они к келье отшельника, отрок в щёлку воротную поглядел на коня и говорит:
– Звероватый у тебя конь, старче. Не видал ещё таковых… Поди, лягается больно?
– Войди, так узнаешь.
– Тебе как его вывести? Задом или передом?
– Как хочешь.
Конокрад забормотал, загундосил некую припевку, крадучись, бочком проник в стойло и воротицу за собой притворил. Иноки вкупе с Сергием в догадках теряются: что старец замыслил? Постояли, послушали: оборотень что-то пошептал, конь копытами постучал, переступая, и вроде тихо. Ну и прильнули ко всем щелям. И тут
