довоенном времени, где с Володькой строили планы на будущее.
– Вот приедет любимый в деревню в офицерской форме с кубиками на вороте, – делилась она, прикрыв густыми ресницами огромные черные глаза, – сапоги на ногах начищенные, подворотничок на гимнастерке белоснежнейший. Портупея слегка поскрипывает и пахнет кожей. Как пройдет по улице, все так и ахнут
Зашлет сватов к ее родителям, они давно уже ждут, и сыграют свадьбу, да такую пышную, что все девки на селе обзавидуются. А после свадьбы Мотря соберет в узелочек свое немудреное приданное и поедет с ним жить в какой-нибудь дальний гарнизон.
Игорь прекрасно понимал – мотрин избранник хотел стать офицером вовсе не потому, что его привлекала воинская служба. Просто в деревне считалось: военные живут богато. Вот и они хотели зажить богато, как им представлялось: чтобы комната отдельная была, а в ней шкаф платяной стоял, диван кожаный и электрическая лампа под стеклянным абажуром. Почему лампа, а не книги или ковер на стене, должен служить примером благосостояния, лейтенант никак понять не мог.
Поначалу пытался вести с девушкой дискуссии на эту тему и хотел открыть причину ее восхищения этим осветительным прибором, но потом понял бесполезность своих усилий. Тем более, что переспорить Мотрю было сложно. Она ничего слушать не хотела и твердо стояла на своем.
В принципе, в этом желании ничего плохого не имелось. Нормальные стремления нормальных молодых людей. В конце концов, не всем же поднимать сельское хозяйство или трудиться у станка на заводе. Другой вопрос, что у Мотри мысли о будущей свадьбе постепенно стали приобретать маниакальный характер. Однажды Игорь и вовсе застал ее, танцующей в землянке. Все было бы ничего, если бы не тот факт, что девушка сделала себе из стиранной-перестиранной марли фату, водрузила ее на голову и медленно кружилась на месте…
Хорошо, еще, что ее никто, кроме него, за этим занятием не увидел. Даже седобородый Митрич, надо сказать, он реже всех покидал место на нарах, и тот отсутствовал. Судя по всему, отправился в церковь. Тем более, что время было самое подходящее – очередная родительская суббота.
Кстати, еще один парадокс. Они могли перемещаться в пространстве и посещать места, где когда-то бывали в той, настоящей жизни. Дед, к примеру, любил посещать службы в церкви, причем, в своем родном селе. Как умудрялся преодолевать столь большое расстояние, Игорь не понимал. Белоруссия, откуда Митрич был родом, находилась довольно далеко от места их пребывания. Странным было и то, что старик мог беспрепятственно попадать в святое место и спокойно слушать проповеди местного батюшки. Особенно его радовало, когда тот служил панихиду за упокой.
Дед не скрывал – надеется, что рано или поздно его имя прозвучит в длинном списке и тогда он обретет покой… Но все усилия оставались напрасными. Однако он не отчаивался. Честно выстаивал службу, возвращался обратно, весь пропитанный запахом ладана и залитый воском. Лицо у него в такие
