каких только усилий не прикладывала – всё безрезультатно. Поначалу это ужасно расстраивало девочку, а Акторус, казалось, переживал даже больше, чем она сама.
– Ну почему же не получается, Элла? – волшебник качал головой и удручённо глядел на свою подопечную, в сотый раз безрезультатно пытающуюся повторить самое простенькое заклинание. – Почему, почему?
Элла только вздыхала и горестно разводила руками в ответ. Ответа она не знала.
А вот Алекс оказался куда более одарённым. Конечно, в той мере, в какой это вообще было доступно обычному человеку. Он довольно быстро научился понимать язык животных, поднапрягшись, мог прочесть и мысли человека, а несложные заклинания щёлкал, как орешки. Элла злилась и ревновала Акторуса к брату, который теперь бегал за волшебником, как нитка за иголкой и кичился перед сестрой своими достижениями. Правда, расстраивалась она недолго, повздыхав и посетовав, вернулась к своим обычным занятиям (которые, без сомнения, куда больше подошли бы мальчишке) и говоря, по правде, была тому даже рада, поскольку боевые искусства и стрельба влекли её гораздо больше, нежели чтение и изучение наук. А к Акторусу с Алексом присоединялась, если ей хотелось послушать занимательные истории, которых маг знал великое множество, или его игру на скрипке…
******
Да-да, в чёрном футляре с золотыми вензелями Акторус хранил именно скрипку. И этот инструмент тоже далеко не был обычным.
Когда Акторус начинал свою игру, всё вокруг менялось. Становилось светлее и теплее, а душа наполнялась необъяснимой радостью и грустью одновременно. Музыка, источаемая скрипкой, была… живой. Это могло показаться невероятным, и, тем не менее, было правдой. Элла видела, как тонкая, едва заметная блестящая нить появлялась у основания смычка, и начинала расти и удлиняться. Девочка смеялась, пыталась ухватить её рукой, но неуловимый лучик проскальзывал сквозь пальцы, становился всё длиннее и длиннее и опутывал её полупрозрачным, почти недоступным глазу коконом. Находясь в этом «коконе», Элла ощущала себя до невозможности счастливой. Она хохотала, хлопала в ладоши, скакала, как молодой жеребёнок, и чувствовала, как что-то поёт внутри, как наливаются силой руки и ноги, как становятся острее зрение и слух, и что уже не существует на свете таких преград, которые она не способна была бы преодолеть. А Акторус смотрел на свою подопечную, и улыбался, как кот.
Когда же играть пыталась сама Элла, скрипка становилась просто скрипкой. Никаких волшебных нитей, никаких, увы, чудес. Но зато на её импровизированные концерты сбегался обычно весь двор. К магии способностей у принцессы не обнаружилось, зато способности к музыке были неоспоримы. Впрочем, об этом она и так знала уже давно. Однажды госпожа Эрминия, которая тогда ещё не была управительницей и не приобрела таких необъятных форм, как ныне, усадила шестилетнюю Эллу за большой старинный рояль, и девочка с потрясающей лёгкостью повторила все показанные ей мелодии. А уж петь маленькая принцесса любила
