выветрилась, потому что я отвлеклась, отвлеклась, как глупая сорока на блестящую штучку…»
«Паника не поможет тебе, Элизабет».
Опять этот голос, голос старшей сестры. Такой твердый, такой ясный, что Элизабет сразу успокоилась. А когда успокоилась, ей стало легче думать о том, как спастись.
Сначала нужно вырваться из хватки мужчины. А потом побежать, быстро-быстро, чтобы он не мог снова ее поймать.
«Ох, бежать, ну не хочу я бежать, я только и делала после того, как ушла с Большой площади, что бегала».
Мужчина нес ее куда-то, грубо встряхивая. Элизабет лягнула его, и твердые каблучки ее туфелек погрузились в его рыхлую плоть. Мужчина сердито вскрикнул, но не уронил девочку, как она надеялась. Напротив, он стиснул ее еще сильнее – точно затянулся аркан.
– Только попытайся еще разок, и тебе не понравится то, что я сделаю, мое прелестное создание.
Элизабет была твердо уверена: ей в любом случае не понравится ничего из того, что он мог бы сделать. А еще она понимала, что, оказавшись в его логове, исчезнет навсегда – глупая маленькая девочка, которая пошла на поводу своего любопытства и плохо кончила.
Нужно заставить его отпустить ее. Элизабет уже делала так прежде, в туннеле. Тот человек, который схватил ее, кричал, мол, она сделала что-то с его руками. Вот только она не знала, что именно сотворила, а думать в тот момент, когда тебя стискивают, едва не ломая ребра, а голова мотается из стороны в сторону, очень трудно.
«Сделай ему больно».
То был не голос «старшей сестры», и не тот, другой Голос, и даже не шепот мышки, сидящей в ее кармане (которая сейчас, в момент настоящей опасности, совсем притихла, а может, просто выпала из кармана, и ее раздавил тяжелый башмак). Эта мысль принадлежала Элизабет и только Элизабет, и как только она пришла ей в голову, идея опалила девочку, как пламя.
«Пламя, да, я жгучее пламя, и этот огонь не причиняет мне вреда, зато делает больно ему, так что он горит и дымится».
И тут она ощутила вонь, жуткую вонь поджаренной плоти, а мужчина закричал и уронил ее на землю. Элизабет упала, ударилась, перекатилась на бок и замерла, чувствуя боль во всем теле и пытаясь отдышаться, потому что мужчина выдавил из нее весь воздух.
А тот скакал на месте, будто приплясывал; языки пламени тянулись от его ладоней, мгновение назад стискивавших Элизабет, и лизали грудь, к которой он прижимал ее. Вокруг собралась толпа – люди высыпали из ближайших домов, стянулись со всей улицы, чтобы поглазеть на потеху. Никто, казалось, не замечал лежащей на земле девочки, и Элизабет осторожно откатилась, чтобы не попасть зевакам под ноги.
Потом она поднялась и попыталась сориентироваться. Она думала, что мужчина унес ее не слишком далеко, но сейчас важнее всего было не броситься сломя голову куда попало, чтобы не оказаться вновь на той кошмарной площади, ведь едва ли Элизабет удастся еще раз сотворить то заклинание невидимости.
От запаха человека, сгорающего заживо, тошнило. И хотя Элизабет знала, что он
