эта Рита…
В прихожую ввалились сразу все – Сорокина, эксперт, врач и шофер Петрович. Шоферу делать здесь было совершенно нечего, но он хотел пристроить покупки в хозяйский холодильник. Холодильник стоял в прихожей – в тесной кухоньке ему не было места, – и шофер сразу же бесцеремонно открыл его и втиснул свой пакет на нижнюю полку. После чего вернулся в машину дремать.
– Чего тут у нас? – Педантичная Сорокина все же решила сначала взглянуть на место происшествия. Она была женщина ответственная и, прежде чем воспользоваться хозяйским добром, хотела уяснить себе объем работы.
– Ага! – удовлетворенно изрекла она, бегло оглядев кухню, затем вернулась в коридор, где любезный дежурный доктор уже освободил в хозяйском холодильнике полку, бесцеремонно выставив на пол банки со смородиновым «витамином». Быстренько переместив в надежное место содержимое сумки, следователь вернулась к исполнению обязанностей.
– Очень хорошо, – заявила она, протопав из коридорчика в кухню.
Что она видела здесь хорошего, сказать было трудно. Хорошими в этой крохотной квартирке были утренний свет, запах свежеиспеченного сдобного теста, тенистые пышные липы под окном, и воробьи, возившиеся в пыли у ног торгующего селянина и подбирающие творожные крошки, также были недурственны в своем роде. Но в женщине с потухшим лицом, безучастно сидящей у стены, и в трупе с ножом в печени явно не было ничего хорошего.
Однако Сорокина бодро переместилась к столу, ловко, не испачкав туфель, перешагнула кровяную лужу и кивнула эксперту и доктору:
– Давайте в темпе, ребята.
Лысенко отодвинулся к стене, освобождая следователю место. Этим утром он почему-то видел и чувствовал все необычайно остро, так, как будто в его организме произошел некий качественный скачок. Словно после многих лет сосуществования рядом с огромным количеством человеческого горя, которое по долгу службы сопровождало его всю жизнь и замылило взгляд на такие вещи, как убийство мужа женой, истязание беспомощной женщины, чей ребенок осиротел в один миг и еще не знал этого, он вдруг увидел все глазами постороннего. Словно все прежнее разом содрали, как подсохший струп с незажившей раны, как катаракту с ослепшего глаза, и он теперь буквально корчился от этих внезапно ставших чересчур яркими красок мира. Он чувствовал себя так, как будто в нем вдруг навели резкость разом на все – на зрение, на слух, на обоняние. На сострадание.
В маленьком, в семь квадратов помещеньице предстояло работать четверым представителям правоохранительных органов. По диагонали этих семи залитых солнцем квадратов лежал труп. У стены сидела впавшая в ступор убийца. Невыносимо пахло печеными пирожками и свежей кровью. Игорь Лысенко закрыл глаза, сжал пальцы в кулаки и сглотнул набежавший комок слюны.
Рита Сорокина удовлетворенно плюхнулась на табурет, вытащила
