style="font-size:15px;"> +
Аня Б.-З.
—–
С., А., Б.»
(27 декабря 1927 года)
«Я не знал и не видал еще подлинной чистоты. Кругом ощущал только грязь, распущенность, преобладание физических отношений над высшими понятиями и желаниями. Только ты можешь дать мне образец подлинной, незапятнанной и незахватанной чистоты. Ведь так хочется вылезти из этой житейской трясины и получить желаемый идеал, преклониться перед ним, обоготворить его. Пусть это называется на теперешнем языке мещанством, пусть это будет идеализм. Но всё-таки мы еще люди, а людям вообще свойственно стремиться к чему-то высшему, недосягаемому. Иначе люди назывались бы не людьми, а просто двуногими млекопитающими. Отрицать наличие такого желания – значит отрицать духовный мир человека. И вот в тебе я нашел этот идеал…» (февраль или март 1927 года)
«А еще бы ты лучше побывала в Лемешке. Благодать-то какая у нас пошла! Пташки мелкие поют, соловьи все голоса покрывают. Так теплым тихим вечером, под рокот ручья (знаешь, там, около казармы?) и под урчанье лягушек (еще не квакают – грому не было) так, знаешь, приятно посидеть и подумать. Словно кто душу боговым маслом мажет…
Ты знаешь, никак должно не дождусь тебя. Истомился весь. Прямо аж не вытерпеть. Ты уж скорее поворачивайся!
Целую тебя несчетное количество раз. А приеду, тогда добавлю натурой. Серж» (14 мая 1928 года)
«Вчера вечером, перед сном, на балкон к нам залетела маленькая птичка вроде соловья и забилась под мою кровать. Я был так лирически настроен, что подумал: уж не твоя ли тоска прилетела ко мне на крыльях и забилась в уголок, уж не ты ли думаешь обо мне так крепко, что получила способность посылать весть о себе за тысячи верст?»
Простой парнишка, крестьянский сын, владимирский самородок. Магнетически привлекательный, небольшого роста красавец, знатный кавалер, подбоченившийся пижон с папиросой в уголке рта смотрит на меня с редких пожелтевших карточек. Самоучка, мечтатель, поэтическая душа, доморощенный певец русских просторов, живший в тяжелейшие годы войн, революций, голода, смены вех и ориентиров, но веривший в новую жизнь и строивший ее. Серж – это дед мой, который никогда не был старым.
Он умер молодым, и именно таким его запомнили фотографии и письма. Он сильно болел, и болезнь его одолела. Было это зимой.
Жил он шумно, а умер тихо. И гроб три дня тихо стоял на обеденном столе посреди комнаты в маленьком деревенском доме. И похороны были холодными и тихими.
Теперь над его могилой растет жасмин, и весной воздух вокруг напоен пьянящим ароматом цветов. А рядом его Анечка, пережившая своего Сержа на долгих 45 лет.
«Аня, дорогая, ты знаешь, – писал больной туберкулезом Сергей Михалыч в сентябре 1936 года из Алупки, из санатория ВЦСПС, – почему-то теперешняя наша переписка напоминает время нашей молодости, когда мы с тобой также подолгу не виделись и когда ты называла меня “солнышком”. Я чувствую, что как мне, так и тебе солнце светит вовсю только тогда, когда мы вместе. А ведь этого-то мы и не замечали
