оттенки всей гаммы описанных там эмоций, устремлений героев, ароматов и прочих подробностей.
Нашему с Антоном ребенку было почти четыре с половиной года. Я читала, что дети в этом возрасте обычно часто болеют. Поэтому меня эта работа устраивала: я знала, что могу взять больничный, если ребенок заболеет, и никто, скорее всего, не будет особо придираться. Чего я не могла получить, работая в какой-то фирме секретарем, где и шефу, и персоналу постоянно будет необходимо присутствие секретаря на месте. А часто утруждать тетю Лину своим болеющим ребенком мне было неловко.
В моем воображении в моих ушах уже звучал раздосадованный голос тети Лины, жалующийся на то, как плохо устроен мир и что никого не интересует увеличение прироста населения.
«Дорогая, вы с Настей правильно сделали, что родили детей! – начала бы она с ярым энтузиазмом. – Вы думаете о будущем нации!» – как настоящий защитник прав женщин отчеканила бы тетя.
Не знаю, думала ли Настя о чем-то таком, когда хотела родить ребенка, но в моих мыслях точно ничего похожего не было.
Если честно, я ни о чем ТОГДА не думала, только о нас с Антоном, о наших жарких поцелуях, пылких прикосновениях и сногсшибательном сексе. Но даже в моем разбушевавшемся воображении я не посмела в этом признаться образу маминой сестры, драматически будоражащему мое сознание… Пожалуй, желание увеличить прирост населения только помешало бы нам с Антоном наслаждаться нашей любовью.
Наступил мой первый рабочий день.
Мне достались пятые, шестые и десятые классы. К сожалению, дети, которые учились там, были, мягко говоря, не подарок.
Но я была намерена сделать из них хороших людей, поэтому приготовилась нести доброе и светлое и бороться с их дурными наклонностями.
Я вошла в шестой класс. Директор говорила, что дети здесь более-менее дисциплинированные, но с первых же минут я ощутила, насколько серьезно нужно подойти к обучению в этом классе. Большинство детей были какими-то вялыми, равнодушными к уроку. Как бы я ни старалась объяснять особенности произношения, на их лицах читался неизменный вопрос: «Зачем вообще нужен этот французский, раз все или почти все уже давно связано только с английским?».
– Попробуем написать слово «масло» на французском языке, – подталкивала я своих подопечных. – Давайте, пожалуйста, поднимайте руки! Вы это изучали еще в пятом классе!
Никакого отклика. Их молчание стояло стеной – безмолвной и непробиваемой.
– Давайте, ребята, подумайте. Как будет по-французски масло? – не сдаваясь, настаивала я.
Кто-то пугливо поднял руку и ответил: «le beurre».
– Правильно! – хоть это и был элементарный вопрос, я просияла. – А сейчас попробуем вспомнить окончания для единственного и множественного числа.
Я написала на доске: «Le matin je prefere le toast avec de beurre et de saucisse[1]» и «Au dejeuner tu preferes le poisson[2]».
– В первом случае в первом лице единственного
Пер. с фр.: Утром я предпочитаю тост с маслом и колбасой.
Пер. с фр.: На обед ты любишь рыбу.
