вопил боец с черепом на щеке.
Морре пришел в себя и, не отрывая взгляда от страдающего командира, принялся шарить в грязи в поисках разрядника. Судя по его испуганной физиономии – помогать Элаю он собирался лишь милосердным выстрелом в голову. А позади, над горящим вездеходом охраны, из тьмы выдвинулось и повисло над огнем что-то жуткое. Что-то чудовищное. Ловсону показалось, будто из леса вышел огромный паук, вот только вместо крошечного тельца у него был человек в тяжелой броне штурмовика с тремя фонарями на груди. Лучи света пьяно резали темноту и в любую секунду могли наткнуться на Элая.
Громыхнуло орудие офицерского броневика. Отрывисто, торопливо, будто испуганно. Одна из лап чудища треснула, подломилась, и лес прорезал истошный то ли вой, то ли визг. Чудище осело, и штурмовик в его центре вскинул было оружие, но в следующий миг рухнул в горящие останки головного вездехода. Уцелевшие лапы паука не выдержали веса скафандра.
Тварь подняла сноп искр, но уже через секунду вырвалась оттуда. Объятая пламенем фигура штурмовика поднялась на несколько метров вверх и упала неподалеку. Элай увидел, как паук-штурмовик пытается подняться на ноги и как беспомощно бьют по земле полыхающие лапы за его спиной.
А потом все отошло на второй план. Тварь поменьше успешно прогрызала себе дорогу в теле Элая, и силы Ловсона выгорели, как порох в огне. Потом была вспышка, схлопнувшаяся в черное ничто. Мрак, темнота и неожиданное тепло. Мягкое, словно согретая в зимний вечер постель.
Краем сознания он понимал, что над ним склонилась Нара, видел, как из ее рук и глаз в его тело сходили призрачные, светлые волны и чувствовал, как замедлялся буравящий плоть клещ. Пока, наконец, тварь не замерла окончательно.
Но боль осталась. Не такая резкая, как минутой раньше, но все равно ощутимая. Что-то подсказало стратегу «Имперских карателей», что к ней нужно будет привыкнуть, что теперь она никуда уже не денется. И почему-то эта мысль показалась ему логичной, правильной и успокаивающей.
– Очнись, Элай! Очнись! – сквозь вату тумана прорвался крик, и Ловсон дернулся. Нара каким-то образом сумела затащить его в кабину и теперь хлестала по щекам, заставляя прийти в себя. – Элай?!
Снаружи взвизгнул разрядник, выстрел попал в борт броневика, выбив пучок искр, и морт с воплем ярости захлопнула люк вездехода. Проклятый Морре тут же забарабанил в дверь:
– Это жук! Он же жук! Спасите меня! Не его! Спасите! Аааа…
Боль утихла. Ныла где-то в районе пояса, но тот кошмар уже закончился.
– Ходу, солдат! – приказала водителю Нара.
В ее голосе больше не было нежности или лукавства. У морта осталась только сталь. Юнец за рулем бросил испуганный взгляд на приходящего в себя стратега, но подчинился. Машина резво скакнула вперед, и Ловсона хорошо тряхнуло. За пределами брони все еще орал Морре, стучал по люку оружием. Но вскоре, отстав от машины, стих.
– Приведи себя в порядок, Элай, – шепнула Ловсону
