какой же вы хороший человек», – сказал он, зевая.
– Можно, я провожу вас, – услышала Зоя.
Она уже распрощалась со всеми и с ридикюлем на локте только-только вышла с веранды во двор, ночная прохлада мгновенно охватила её тело, готовое, ещё секунда, и вздрогнуть в ознобе. Она подумала, чтобы не замёрзнуть, надо идти быстрым шагом, но добираться к общежитию придётся одной по ночному городу, и не такой уж малый путь. Аська обещала, Зоя сможет у них переночевать, но приглашения на ночёвку так и не прозвучало. Забыли в суматохе, ну, да ладно, доберусь как-нибудь, подумала беззлобно с присущей ей кротостью. И тут этот голос, кто-то предлагает проводить. Ещё не посмотрев на этого человека, она догадалась, кто он. Оглянувшись, увидела, да, тот баянист.
Его глаза, устремлённые на неё, были такие же большие и ясные, как и у Зои. «У наших детей будут голубые глаза» – эту мысль она отбросила и постаралась забыть. Но это теперь было выше её сил. Она не могла забыть ничего, что касалось этого, пока незнакомого для неё, человека. Они идут так близко друг к другу, и вот, его светлый нарядный пиджак, укрыл её плечи будто мужскими любящими объятиями, она слышит голос Алексея, и ей кажется, они знакомы всю жизнь. Ему тоже кажется, что они знакомы всю жизнь. Им легко друг с другом, они говорят обо всём и ни о чём, и так радостно обоим, так приятно, они ходят по городским улицам, и тишина вместе с радостью, заполняет, как им кажется, этот, будто ставший вдруг волшебным, город, сияющий фонарями и звёздами небесными. И лишь когда стало рассветать, они расстались, в который раз подойдя к общежитию, и на этот раз уже не уходя от его крыльца, как делали это в предыдущие разы. Им не хотелось расставаться, не хотелось ни чуточки спать, они не ощущали усталости, но утро требует идти на занятия ей, на работу ему, и первое пение птиц отзывается в их сердцах тем внутренним пением, какое возможно у счастливых людей.
С этого дня, не сговариваясь, они стремились друг к другу с настойчивостью родных половинок, обоим казалось, дня прожить не смогут, если не встретятся. Алексей преподавал уроки баяна в городской музыкальной школе, освобождался раньше, чем Зоя, и когда она выходила из дверей мединститута, он уже стоял в институтском дворе, в светлом просторном костюме, белой рубашке, нарядный, милый, родной… Он подхватывал её под руку (она этому не противилась, она отмела все те условности и препятствия для физического сближения, что некогда воздвигала между собою и Петей) и вёл в ресторан. «Знаешь, Зоечка, я очень голоден, с утра ни крошки во рту. Пожалуйста, давай со мной за компанию чего-нибудь бросим вкусненького в рот!» И смотрел на неё ласково, радостно, слегка прижимая к своему боку её руку. Он не был так голоден, как живописал, но всем сердцем желал сделать всё для того, чтобы его девушка не голодала. Его сердце сжималось при взгляде на её хрупкость, на её прозрачность, и это, он знал, была не та стройность, что присуща юности, а истощение, кости и кожа, как говорили в его кругу дородные, привыкшие к сытости, родственники. Её внешний вид сам за себя объяснял ему,
