завздыхала слезливо. Колька отвернулся, включил телевизор – трескучий, чёрно-белый, из каких-то совсем давних времён, уплетая за обе щеки рожки с колбасой, стал смотреть фильм «про братву».
Как у них здорово всё получается – тоже сорванцы были, а потом разбогатели. Особенно этот, главный у них – крутой, всех на разборках мочит. А «обувают» они только козлов всяких, которым – так и надо. Классное кино!
И вдруг, главный герой фильма показался ему похожим на Зубу. Глазами пустыми, ухмылкой, притворной улыбкой…
Потом он лёг спать на диване. Накрылся одеялом с головой по совсем ещё детской своей привычке…
Первое, что он помнил о себе: он с головой под одеялом, а мама спрашивает:
– А кто это у нас в норке?
– Мышонок!
– А кто у мышонка мама?
– Мышка!
– Мышонок пустит маму? – и мама не ложится, просто садится на пол рядом с его кроваткой, и обнимает его под одеялом, и он прижимается к ней.
– А медведей принимаете?! – кричал папа и обнимал их обоих.
Ему уже четырнадцать лет – он никого не обнимает, его никто не обнимает…
Колька стал подсчитывать, сколько накопилось денег в чайной коробке (бабушке сказал, что копит на мобильник) – приличная сумма получалась.
Скоро он поедет к отцу. Взял бы и бабушку, да она сама как-то призналась: «Не могу туда ехать. Боюсь – сердце не выдержит».
Сейчас, Колька знает, бабушка молится перед иконой в своей комнатке. Она верующая. Поэтому и он, Колька, крещён ещё во младенчестве. И крестик, простой алюминиевый на прочной нитке – всегда при нём… А вот дед его, бабушкин муж, «не верил ни в Бога, ни в чёрта», как бабушка Зина говорила. «Но честный был и совестливый – не чета многим нынешним, что в церкви-то со свечкой стоят, а совести не имеют. Настоящий дед твой коммунист был. Жалко рано помер-то…», – говорила бабушка про деда Ивана, который ещё даже и воевал, но не с немцами, а с японцами… Колька видел деда только на фотографиях.
И подумалось вдруг, что будь дед Иван жив, то его отец, наверное, не попал бы ни в какой лагерь…
И опять Колька думал о том, как поедет к нему. О многом ему нужно поговорить с отцом, по-мужски…
С этими мыслями он и уснул.
3
На следующее утро в девять часов Колька был на вокзале – работа есть работа. В школу он уже неделю не ходит. И ещё не решил – пойдёт ли.
– Иди сюда, – грубо окликнул один из дружков Зубы, как из-под земли вырос из-за угла.
Колька даже не знает, как зовут его, но подчиняется, подходит, предчувствуя недоброе.
– Вчера продал лишнюю коробку? – сразу спросил парень.
– Да, – и не пытаясь скрывать (всё равно знает, раз спрашивает), ответил Колька.
– Деньги не отдал? – угрожающе ухмыляясь, продолжал уже ненужный допрос сподручный Зубы.
– Да, – сохраняя спокойствие и тоже кривя губы в презрительной усмешке, отвечает
