сразу сватать, – скрыв досаду, ответил он. – А если и сватать, что в этом плохого? Тебе давно пора. Без жены, сам знаешь, карьеру на службе не сделать. Начальство за этим строго присматривает. Без жены никаких шансов на чины и награды.
– Не желаю делать карьеру. И награды мне не нужны.
– Что за детские глупости! – поморщился Борис Георгиевич, про себя подумав, что больница умалишенных не исправила братца.
– Я счастлив тем, чем занимаюсь.
– Тоже мне счастье: ловить воров и убийц, – старший брат погрозил пальцем. – Извольте слушаться старшего по чину, чиновник Ванзаров.
– Борис, может…
– Ничего не желаю слушать! Займись закусками, глоток шампанского для храбрости, у нас отличное. А я пойду выручать Елизавету Федоровну из детского плена. И, пожалуйста, когда тебя представят юной особе, веди себя как… Как воспитанный человек. А не как полицейский.
Закончив наставления, Борис Георгиевич сбежал, предоставив чиновникам самим знакомиться с братом. Кто из них самый смелый? Таких не нашлось.
Из гостиной грянул детский хор под звуки домашнего пианино:
Давайте же кружиться
И петь, и танцевать,
Давайте веселиться
И елку обирать!
Как милы нам подарки
От любящей руки,
Как веселы и ярки
На елке огоньки![9]
Господа в темных сюртуках елку обирать не спешили и подарков еще не получили. Они занимались тарелками, чтобы не встретиться взглядом с ужасным незнакомцем. Кто-то повернулся спиной, другие беседовали. Будто неприятного субъекта не было вовсе.
– От вас исходит странная сила.
Ванзаров обернулся.
Прямо и дерзко на него смотрела невысокая барышня, затянутая в платье из черных кружев. Черные волосы в крупных завитках падали волнами, не сдержанные прической и заколками. Черные брови на бледном лице казались нарисованными. Глаза, темные и глубокие, манили цыганским обманом.
– Ваше будущее покрыто тьмой, не вижу его.
– Умеете гадать, мадемуазель? – спросил Ванзаров, отвечая прямому немигающему взгляду. Мало кто из женщин способен на такое. Пожалуй, только одна…
– Гадание – это дар. И проклятие.
Она не протянула руки, иначе Ванзаров оказался бы в неловком положении: целовать не хотелось, пожимать нельзя.
– В Древнем мире гадания считали практической наукой, – ответил он.
– Неужели?
– Мантика у греков была общественным развлечением. Ауспиции и дивинации у древних римлян считались государственной службой. Цицерон в своем трактате «О дивинации» подверг беспощадной критике гадания по внутренностям животных. Он привел пример, как консул Клавдий получил от священных кур самые лучшие предсказания и был разбит карфагенским
Рождественская песня на стихи Н. Новича.
