квартиры видела, он мне раз даже сумку до троллейбуса помог донести. Летчик, одним словом.
У Сергея неприятно защемило под сердцем. Он весь напрягся и задал главный вопрос:
– Он один был?
– Нет, с ним паренек шел в полушубке коротеньком. Маленький, вертлявый.
– Вы бы могли его узнать? – еле сдерживая себя от волнения, спросил Белов.
– А то нет, он меня так толкнул, что я чуть с этой горушки не загремела. Я ему говорю: «Ты чего же, ирод, делаешь?» А он мне: молчи, мол, сука старая. Это я-то старая, мне и тридцати-то нет.
– Ну а дальше?
– А что дальше-то? Я лавку пошла отворять, а они у дома пятнадцать остановились.
– Давайте я запишу все, что вы мне рассказали.
– Записывайте, если надо, если поможет это тех, кто нашего Андреича убил, поймать.
Через полчаса Сергей вышел из лавки. Переулок был пуст. Даже вездесущие мальчишки сидели по домам. Он медленно шел в сторону Кропоткинской, любуясь заиндевевшей стеной монастыря, в ее проломах росли маленькие деревца, и ему казалось, что он идет не по Москве, а мимо разрушенного раскольничьего скита.
Он еще не знал, что Муравьев все же нашел то, что искал. Рядом с телефоном, на стене, карандашом был нацарапан номер телефона, а под ним буква З.
Данилов
Он вышел из дома, еще ничего не зная о том, что произошло в Зачатьевском переулке. Идя гулять, Иван Александрович даже предположить не мог, как это утро, морозное и прекрасное, переменит всю его жизнь и сколько забот доставит сегодняшний день, и что долго роман «Петр I» будет лежать заложенным на двухсотой странице. Отойдя от дома метров триста, он вдруг вспомнил, что забыл пистолет. И хотя Данилов пытался убедить себя, что в этот тихий морозный вечер оружие ему не понадобится, многолетняя привычка взяла свое, и он повернул к дому.
У его подъезда стояла машина начальника МУРа. Начальник что-то говорил шоферу.
– А, отпускник, – обрадованно сказал он, – гуляешь?
– Дышу.
– Это правильно.
– Что случилось?
– А ничего, говорил, что заеду, вот и выбрал время.
– Ну, что стоим, пошли в дом.
– Пошли, пошли, посидим поговорим. – Голос начальника был неестественно весел. – Ты мне скажи, Данилов, – продолжал он, – отчего это в подъездах даже зимой котами воняет? Неистребимый московский запах. Я вот в тридцать девятом во Львове был, после присоединения, там этого и в помине нет. Я даже спросил одного поляка: у вас что, кошек нет? А он засмеялся и отвечает: они, мол, у нас иначе воспитаны. Культуришь-европеешь. Так-то вот.
Начальник говорил что-то необязательное совсем и веселое, но Иван Александрович уже не слушал его. Медленно поднимаясь по ступенькам, он думал о том, что всему хорошему приходит конец, о недочитанной книге на столе и о своем друге, живущем в Архангельском, к которому он хотел поехать завтра и немного погулять по бывшему Юсуповскому парку, походить по упругому льду павшинских прудов, посмотреть настоящую зиму.
– Дела, – ворвался в его мысли голос начальника, – поднялся
