не выдержишь.
– Выдержу, Игорь. Ты понимаешь, что мы перестали быть сыщиками? Мы диспетчеры, которые переносят бумажки. Помнишь дело Рогова? Сначала звон литавр, а как копнули глубже, как вышли на неприкасаемых, так сразу команда: руби концы.
Корнеев молчал.
– Ну, что ты молчишь? – почти крикнул Логунов.
Корнеев открыл дверь кабинета, вынул из шкафа кофеварку.
– Кофе хочешь, Боря?
– Ничего я не хочу, Игорь. Ничего.
Шумно и весело было в ресторане. Как всегда, все столики заняты. Парад туалетов от европейских престижных домов, драгоценностей, взятых неведомо откуда. Парад наглости и дармовых денег.
Толик вышел на эстраду, оглядел зал. Усмехнулся. Он знал, чего от него ждали. Оркестр заиграл, и он запел.
О прошлом пел Толик, но песня была новая, недавно написанная. И была в ней горечь последних дней Крыма, и был в ней нэпманский разгул, и даже злость была.
Зал затих. Доставала эта песня тех, кто сидел за столиками, заставленными жратвой и выпивкой. Неопределенностью своей доставала, зыбкостью. Прозвучал последний аккорд. Толик поклонился и объявил в микрофон перерыв.
– Толик! Толик! – кто-то позвал его из зала.
Толик посмотрел и увидел Тохадзе.
Нугзар сидел с какой-то девушкой и махал ему рукой. Толик спрыгнул с эстрады, пошел между столиками, улыбаясь знакомым, пожимая протянутые руки. Здесь его знали все, и он знал всех, ибо они приезжали в ресторан послушать его песни.
– Привет, – сказал Толик, усаживаясь за стол.
– Здравствуй, дорогой. – Тохадзе налил шампанское в фужер, подвинул Толику. – Выпей за мою Алену. Ты когда-нибудь видел такую… – Тохадзе обнял за плечи молчаливую и действительно очень красивую девушку.
– Ваше здоровье. – Толик поднял бокал.
Алена молча, царственно кивнула и выпила свой бокал до дна.
Толик чуть пригубил.
– Почему не пьешь, дорогой? Почему? Меня не уважаешь? Алену? – в сердцах заговорил Нугзар, долгим взглядом посмотрел на молчавшего Толика, засмеялся. – Я знаю, ты не такой. Ты наш человек. Спой нам: мне и Алене. Спой такую песню, чтобы я заплакал.
– У нас перерыв, Нугзар. – Толик взял сигарету, закурил.
– Слушай, какой перерыв?.. – Тохадзе вытащил из кармана пачку денег, отделил от нее сотенную бумажку, бросил на стол. – Пой.
– Нет, Нугзар. Люди устали.
– А ты?
– Я тоже.
– Слушай, – голос у Тохадзе стал угрожающе резким, – слушай, дорогой, что за дела. Я плачу вам. Может быть, добавить? Да вы… за такие деньги что угодно сделаете…
Толик вспыхнул, погасил сигарету прямо в тарелке Тохадзе, встал и пошел к выходу.
Алена молчала, улыбалась ему вслед.
Тохадзе дернул щекой и выругался по-грузински.
Толик вышел из зала, спустился по служебной лестнице вниз, открыл дверь с надписью «Администратор».
