оттуда, до войны четырнадцатого-восемнадцатого годов я был обеспеченным человеком, отец мой служил важным сановником, а я – офицером в гвардейском полку. Мы прекрасно жили – небольшое родовое имение, хорошая дача под Петербургом, огромная квартира в центре города, четыре человека прислуги. Тогда я не хотел замечать, что у многих ничего такого не было, а на окраинах города в хибарах уютилась беднота, мне просто казалось, что так устроен мир. Потом те, у кого ничего не было, расстреляли моего отца, а мать, ослабленная голодом, умерла от простой инфекции.
– Извините, мсье, – рассказ незнакомца начинал захватывать Кристиан, и она даже стала забывать о своих невзгодах, – ваш отец в чём-то провинился перед новыми властями? – Она немного читала о революции в России.
– Только в том, что он оказался заложником. Летом восемнадцатого года в Петербурге убили одного важного большевика, за что были взяты заложники, из тех, кого власти считали своими потенциальными врагами. Мой отец попал в этот список, его казнили вместе с несколькими сотнями других несчастных. Мне повезло только потому, что я к тому времени покинул Петроград и присоединился к противникам режима. Да, ещё у меня была сестра, но она пропала, после смерти матери она оставила Петроград, то есть Петербург. С тех пор я о ней не знаю ничего. Даже о том, что умерла мать, я услышал позже от чужих людей. А мой друг, тот, что сейчас в больнице, тогда потерял жену и ребёнка. Они умерли от тифа, как сотни тысяч других людей в России. Я Вам всё это говорю, чтобы Вы лучше осознали: рождение нового человека – это не беда. Беда – когда человек умирает, особенно преждевременно, ещё хуже, когда умирает молодым. Жутко терять близких людей, а Вы имеете счастье обрести ребёнка. Вы пока не представляете, какое это счастье. Конечно, Вам будет трудно, но я уже говорил, я верю, что Вы справитесь. Однако я заболтался, извините меня, я повторюсь, иногда хочется излить кому-нибудь душу. Ведь я Вам так завидую!
Кристиан улыбнулась, действительно, насколько на свете всё относительно, и все её беды на самом деле показались не такими уж страшными. «Справлюсь сама!» – на этот раз уверенно сказала она себе, повторяя слова незнакомца. «Я смогу, спасибо тебе, русский таксист! Я ни за что не буду делать аборт! Слышишь, Клод! Ты увидишь, я смогу!»
Водитель бесшумно тронул, машина поехала по ночным улицам. Дождь еле слышно стучал по крыше машины, «дворники» монотонно смывали капли с ветрового стекла. На тёмном асфальте вода стекала в боковые канавки, а оттуда в люки ливневой канализации. Всё было как всегда. Обычный пейзаж, обычный мелкий зимний дождь. Ничего особенного. Так часто бывает зимними вечерами, ночами и днями, с той лишь разницей, что днём сквозь сплошные облака всё же пробивается немного солнечного света, и поэтому тогда даже в плохую погоду город кажется чуть веселее.
«Вот и приехали», – поглощённая созерцанием ночи Кристиан не успела шевельнуться, как шофёр услужливо распахнул дверцу.
– До свидания, мадмуазель, всё будет у вас хорошо!
– Подождите, а деньги, – почти крикнула
