из комнаты.
Она не даст ему себя убить, уничтожить. Только как может шестнадцатилетняя девушка, хрупкая для своих лет, и вдобавок без друзей и союзников в этом страшном месте, одержать верх над солдатом, герцогом, взрослым двадцатисемилетним мужчиной? Ее братья ходили на уроки боевого мастерства: часами учились драться на мечах, дротиках и копьях, тренировались душить неприятеля веревками, бить палицами, колоть и резать кинжалами, отражать удары, делать выпады и калечить, блокировать атаку одной рукой, а другой отвечать противнику, уворачиваться, высвобождаться из хватки врага, убивать и выживать. Всему этому их обучали, как в свое время Альфонсо, а они с Изабеллой и Марией томились наверху, вышивая цветы шелковыми нитями.
«Тебе нужен план, – звучит в ушах шепот старой няньки Софии. – Выдашь себя – проиграешь».
План. Стратегия. София все продумывает наперед. Лукреция частенько говорила ей: родись она мужчиной, из нее вышел бы прекрасный condottiero[17].
«Так тому и быть, – отвечает Лукреция невидимой Софии. – Так тому и быть».
Она медленно выдыхает через нос. Выдавливает улыбку, поднимает ложку и прихлебывает суп.
За три года до свадьбы план у Лукреции и вправду был. Она пошла в кабинет отца («И погляди, чем кончилось», – сказала бы она Софии, будь та в комнате. Впрочем, за такое нахальство нянька могла и надрать ей уши). Решительно переступила через заветный порог, сжав руки и подняв подбородок. Она все продумала.
Секретари и писари отца изумленно на нее взглянули и вновь усердно принялись за бумаги. За окном пустым листом пергамента белело небо. С пьяццы несколькими этажами ниже долетали обрывки звуков: чуткий слух Лукреции уловил непристойную песенку, надрывный плач уставшего ребенка и отголоски звонкого девичьего смеха.
– Папа!
Он стоял у кафедры и что-то читал, быстро водя пальцем по бумаге.
– Папа!
Он не обратил внимания. Вителли заглядывал в документ через плечо отца и только выставил ладонь, прося помолчать.
Но ждать было некогда. Брачный договор в любую минуту могли закончить, скрепить печатью и выслать в Феррару. Еще немного, и станет слишком поздно.
– Папенька, – вновь позвала она, подражая Изабелле, и попыталась вспомнить хорошо отрепетированные слова. – Я не хочу выходить за него замуж. Сожалею, если вас это огорчает, но…
Не отрывая пальца от строчки, отец что-то прошептал секретарю и только потом повернулся к ней.
– Милая! – Он вышел из-за стола, странно поглядывая на Лукрецию, будто самому себе не веря: она еще ни разу не появлялась у него кабинете. Правый глаз отца косил больше обычного: он либо устал, либо рассердился. Увы, наверняка узнать нельзя.
– Подойди. – Отец поманил ее пальцем. – Сюда, давай же.
Она послушалась. Интересно, он обнимет ее или обругает? Один глаз неотрывно смотрел на
Военачальник
