бороться до последнего и переходить в другой лишь в том случае, если Белому настанет конец.
– Конечно, если ты хочешь выступать где-нибудь на окраине для рыбаков и уголовников, то карты в руки, – поучал Первый. – Но в серьезные места путь тебе будет заказан. В театральной жизни слишком много личного. И руководители, узнав, что ты решил перебежать с одной сцены на другую, с огромной долей вероятности тебе откажут под предлогом «ушел от Строгого, уйдешь и от меня рано или поздно, а мне нужны люди верные». Здесь идет война за искусство, и она никогда не имеет права прекращаться. А на войне нужны храбрые и, самое главное, верные солдаты.
Примерно так он меня и пристыдил. Не дословно, но суть я передал точно. Когда же я спросил, на что же мне в таком случае жить, Первый посмотрел на меня с таким удивлением и в то же время презрением, что я тут же пожалел о своем вопросе. Ответ был таков: у тебя есть комната, тебя кормят в столовой, всё это оплачивается не тобой, и пока ты актер, никто у тебя этого не отнимет. А тратиться на ненужные вещи, которые якобы приносят радость и успокоение, – это удел толпы.
Уверен, вы поняли суть его изречения: питаться, чтобы не умереть с голоду, и одеваться, чтобы не умереть от холода. Всё остальное отвлекает от формирования «внутреннего искусства».
Удивительно, но критика Первого подействовала ободряюще и даже успокаивающе. Он словно вернул меня на землю, напомнив, о чем я должен думать прежде всего, дабы не свернуть с пути высшего познания сцены. Тем более я уже негласно считался его учеником, потому-то ему и было больно слушать мои причитания.
(Смеется.)
Я продолжал совершенствоваться, соблюдал режим, которого Первый придерживался сам, ходил на постановки в другие театры и как губка впитывал в себя всё увиденное и услышанное со сцен.
Как вы уже поняли, в те времена была очень распространена практика постановки, скажем так, эксклюзивных спектаклей. То есть тех, на которые имел право лишь тот или иной театр. Да, классика ставилась повсеместно (за счет нее Белый театр в то время и выживал), но без своей изюминки, защищенной авторскими правами, было не обойтись. Именно поэтому я шатался из театра в театр, с горечью в сердце осознавая – нам нужен шедевр. Но, повторюсь, ни один из сильнейших сценаристов в N не хотел иметь ничего общего со Строгим. Думаю даже, что многим из них было приятно наблюдать за медленной смертью Белого. Титан повержен, битва за зрителя значительно упростилась.
9
Однажды Первый пригласил меня к себе, чего до тех пор никогда не бывало. Жил он всего в квартале от нашего театра. После работы мы заскочили в магазин, взяли хлеба, сырокопченой колбасы и красного вина. За всё платил Первый.
Увидев, что я удивлен покупкой алкоголя, он отмахнулся – мол, сегодня можно. Я спросил, почему именно сегодня, а он как-то совсем уж отстраненно ответил, что у него день рождения.
(Улыбается во весь рот, сверкая двумя рядами железных зубов.)
Обрадовался ли я? Словами
