– на минутку.
– Давай оденем Олесю… Домой собираться надо.
На конференции Катя выступила с блеском. И как держалась на кафедре! Казалось даже, что она помолодела и похорошела.
Вот только дома, после того как укладывала дочку!.. Но тогда ее никто не видел. Одна мать, кажется, видела – сквозь улицы и сквозь стены. И каждую секунду готова была подставить всю себя… Но… это было не нужно. Катя не хотела. Катя отодвигала ее. И это мать тоже понимала.
А с Антоном было, пожалуй, еще хуже… Нет, он вовсе не ушел к другой женщине. Бог знает, где он пропадал, но когда появился у Ольги Алексеевны, она едва удержалась от вскрика, такой он был страшный, неправдоподобно худой, бледный до синевы, с запавшими глазами. Он был трезв. Но она почувствовала, что это дорого ему стоило.
– Нет, не выбрал… Это для меня невозможно. Ни на ком я не женат. То есть я на Кате женат. Я же говорил вам, что я Катин муж и Ваш сын. Не все ли равно, где я живу? Я у Вас живу.
Если… если, конечно, Вы не выгнали меня.
«Нет! Нет! Нет! Не выгнала!» – хотела вскрикнуть она, но смолчала. Ни слова не смогла выдавить. И как потом жалела об этом!
– Олеся…
– Не надо об Олесе… Не надо! – вдруг вскрикнул он и закусил губу. А когда поднял глаза, в них была такая боль и безнадежность, что забыть этого она уже не могла никогда. Потом взял себя в руки, отгородился, опустил голову.
– Ну, я пойду.
И ушел. Неизвестно куда.
И ничего, ничего сделать для этих двоих бесконечно родных людей она не могла.
В следующий раз она встретила его в магазине. В очереди перед собой вдруг услышала знакомый голос. Вздрогнула и только тут поняла, что это он протягивает чек продавщице, что этот человек с торчащей из кармана бутылкой – он. И тут уж она не выдержала, оттащила его в сторону, уцепилась за него, боясь, что не сможет удержать.
Антошенька, Тоша, сынок, идем ко мне. Я тебя очень, очень прошу. Я же тебе так и не сказала, что я не разлюбила тебя и не смогу разлюбить. Я ж тебе осталась матерью. Что же ты делаешь со мной?!
Он был пьян. Он был сильно пьян. Он готов был, кажется, свалиться ей на руки. Но вдруг отстранился и, изо всех сил стараясь владеть собой, сказал:
– В другой раз, мать, в другой раз. Я приду, мать. Спасибо, мать. А сейчас – нет. А сейчас – не ходи за мной.
Тут кто-то чужой подошел к нему. И они ушли.
«И что это такое – жизнь?» – промелькнуло у нее в голове, в седой ее голове.
Как просто это Она сказала о временах Анны Карениной! Но ведь это не кто-то, это Она сказала. Для Нее все внешнее – пустяки. Она – это чудо, чудо, которое не гаснет, не тускнеет Вечная весна. Клейкие листочки, которые всегда вот такие клейкие, остро-дурманно-свежие, абсолютно живые. Ей все можно. Что Она сделает, то и хорошо. Она – великая женщина. А он… Куда ему до Нее! Он сразу спросил Ее: «Так как же? Что же дальше?» Она пожала плечами: «Никак. Вот так. Внешне ничего не
