общем, три варианта могли исход сделать другим.
Нужно приодеть Ивана.
Пронзенный насквозь, как жук на булавке, турок сидел, так и не выпустив край телеги. Крови почти не вытекло, только немного на одежде. Аккуратно подняли, отнесли в сторону от дороги. Там вытащил кинжал и снял с тела одежду. Здесь при первой же оттепели кровь впитается в землю, и следов почти не останется.
Теперь самое трудное. Растолковать болгарам, что им делать, чтобы могли заработать и остаться в безопасности. Лошадей срочно продать, лучше цыганам. Лошади военные, но цыгане знают, как их изменить до неузнаваемости. Деньги с продажи пусть поделят на троих. Мужики сразу повеселели, загалдели, достали самогон.
Я промерз так, что не помогла и бочка этого пойла. Седла пока погрузили в арбу. Закопаем, продадим позже. Это тоже для крестьян. Они станут самыми богатыми в своем селе. Сегодня нужно похоронить этих кавалеристов вместо нас. Это тоже поняли. Один из троицы забрался верхом и погнал лошадей. Перед тем как тронуться, предложил спасителям окропить обочину желтеньким. Для поверхностного следопыта хорошая причина для остановки.
Чтоб согреться, я побежал. Выписывал восьмерки, пока пар не стал валить, как от лошади на марше.
Болгары пели, как понял, про парня удалого, которому горы по колено и море не преграда.
– Вода есть?
Сам напился и внутрь залез, Суздалева отпаивать. Хорош. Хватит прохлаждаться, пора в сознание приходить. За жизнь бороться нужно.
Губы поручика обметало белым. Плеснул водой в лицо, дал напиться. Он был еще не в этом мире, но пил жадно, проливая на грудь.
– Ваня. Вань.
Пока возился с Иваном, понял, что болгары спорят, у кого сегодня ночевать будем, каждый настаивал, что у него.
Тут взгляд поручика стал почти нормальным, удивленно глянул на новые тела. За волосы приподнял турка с застывшим выражением удивления.
– Где черкес горбоносый?
– Сменял, Ваня, – привычно пошутил я.
– Ты тоже черт? – спросил офицер-артиллерист, нащупывая шашку под соломой. – Я тебя не боюсь.
– Зря, – сказал я и насупился, потом улыбнулся, не сдерживаясь.
Молодец все-таки православный. Самого чертяку не боится!
Забрал у болгар бурдюк, отпил глоток и подставил горло самодельной фляги к графским губам.
– Хлебни. Да не жалей. Приходь в себя. Сдается мне, что у тебя грезы.
Вынырнув из омута страшных видений, узнал своего спасителя.
– Перекрестись, развей сомнения, казак, – попросил я. Пластун посмотрел на меня вопросительно.
– Перекрестись, – чуть не плача, простонал я. Не мог я понять, в каком мире нахожусь. Где правда, а где вымысел. Только крест и спасет, если дьявол принял обличье Николай Ивановича.
Микола обмахнулся крестом, видя все еще мои недоверчивые глаза, достал нательный крест и еще раз
