уж ты как хочешь, Николай Иваныч, а я здесь, в Берлине, больше одной ночи ни за что не останусь. Чтоб завтра же в Париж ехать! С первым поездом ехать, – говорила Глафира Семеновна. – Немецкая земля положительно нам не ко двору. Помилуйте, что это за земля такая, где, куда ни сунешься, наверное не в то место попадешь.
– Да уж ладно, ладно, завтра поедем, – отвечал Николай Иванович. – Пиво здесь хорошо. Только из-за пива и побывать стоит. Пива сегодня попьем вволю, а завтра поедем.
– Я даже и теперь-то сомневаюсь, туда ли мы попали, куда следует.
– To есть как это?
– Да в Берлин ли?
– Ну вот! Как же мы иначе багаж-то наш получили бы? Как же забытые-то в вагоне саквояжи и подушки выручили бы? Ведь они до Берлина были отправлены.
– Все может случиться.
– Однако ты видишь, по каким мы богатым улицам едем. Все газом и электричеством залито.
– А все-таки ты спроси у швейцара-то еще раз – Берлин ли это?
Николай Иванович поднял стекло кареты и высунулся к сидящему на козлах, рядом с кучером, швейцару:
– Послушайте… Как вас? Мы вот все сомневаемся – Берлин ли это?
– Берлин, Берлин. Вот теперь мы едем по знаменитая улица Unter den Linden, Под Липами, – отвечал швейцар.
– Что ж тут знаменитого, что она под липами? У нас, брат, в Петербурге этих самых лип на бульварах хоть отбавляй, но мы знаменитыми их не считаем. Вот Бисмарка[115] вашего мы считаем знаменитым, потому в какой журнал или газету ни взгляни – везде он торчит. Где он тут у вас сидит-то, показывай. В натуре на него все-таки посмотреть любопытно.
– Fürst[116] Бисмарк теперь нет в Берлине, господин.
– Самого-то главного и нет. Ну а где у вас тут самое лучшее пиво?
– Пиво везде хорошо. Лучше берлинский пиво нет. Вот это знаменитый Бранденбургер тор[117], – указывал швейцар.
– По-нашему, Триумфальные ворота. Так. Это, брат, есть и у нас. Этим нас не удивишь. Вы вот их за знаменитые считаете, а мы ни за что не считаем, так что даже и стоят-то они у нас в Петербурге на краю города, и мимо их только быков на бойню гоняют[118]. Скоро приедем в гостиницу?
– Сейчас, сейчас, ваше превосходительство.
Карета остановилась около ярко освещенного подъезда гостиницы. Швейцар соскочил с козел, стал высаживать из кареты Николая Ивановича и Глафиру Семеновну и ввел их в притвор. Второй швейцар, находившийся в притворе, позвонил в объемистый колокол. Где-то откликнулся колокол с более нежным тоном. С лестницы сбежал кельнер во фраке.
– Sie wünschen ein Zimmer, mein Herr?[119]
– Я, я… Только не грабить, а брать цену настоящую, – отвечали Николай Иванович.
– Der Herr spricht nicht deutsch[120], – кивнул швейцар кельнеру и, обратясь к Николаю Ивановичу, сказал: – За пять марок мы вам дадим отличная комната с две кровати.
– Это то есть за пять полтинников, что ли? Ваша немецкая
Князь.
Вам нужна комната, сударь?
Господин не говорит по-немецки.
