сыном.
– Вы должны быть мне благодарны за то, что я его… – ответно цежу сквозь зубы, однако не успеваю договорить, как он хватает меня за плечи и сильно их сжимает. Невольно кривлюсь от боли, но держусь, чтобы не показать всё это на лице.
– Благодарен за то, что у ребёнка после вашего занятия вся спина в отвратительных царапинах?
Распахиваю глаза, не понимая, о чём он.
– Какие царапины?
Я занималась плаваньем со Львом, и всё с ним было хорошо.
– Дуру из себя не строй.
Мужчина отпускает меня, и я выдыхаю. Не заметила, как перестала дышать рядом с ним. Агрессивных людей на дух не переношу.
– Я напомню.
Покровский подходит к горе-матери, устроившей весь этот цирк, и, не забирая ребёнка, приспускает ткань бодика. А там, на всю маленькую спину… несколько чётких и ужасных красных отметин. Да таких, будто их нанесли специально, вжимая ногти в нежную кожу.
От их вида всё начинает в груди клокотать.
Как эта дура, вообще, за дитём смотрит? Он от неё то убежит, то теперь это…
Жалко мне малютку. И если я надеялась хотя бы на его отца, то теперь…
Вряд ли. У них странная семейка.
– До тренировки их не было, – проговаривает, еле сдерживаясь. Мужчина в гневе… Видно по лицу, острым скулам, которые стали ещё отчётливее от того, как он крепко сжимает челюсти. – Я сам его переодевал.
Сглатываю, но не от того, что на меня орут и обвиняют в том, чего я не делала. Лицо Огонька немного красное, как и глазки. Плакал, бедненький…
Только не говорите мне, что эта мымра специально нанесла своему ребёнку вред и заставила его плакать, лишь бы отомстить мне за вчерашнее?
Долбанутая мамашка!
– Спрашивайте у своей жены, – бросаю, скрещивая руки на груди. Ногти у меня короткие. Длина есть, но аккуратная и незаметная, и вряд ли я нанесу вред малышу. Ни разу за практику такого не было!
А вот эта овца мстительная вчера продемонстрировала свои когти, когда ткнула одним в щёку сына и не заметила.
– Игорюш, ты видишь, что она говорит? – строит из себя дурочку и гладит Огонька по головке. – Родную мать обвиняет! Вот, смотри!
И показывает свои руки. А там… всё коротко настолько, что даже пару миллиметров не выступает.
Подготовилась, коза драная.
– Как я могла?! Своего пупсика! Игорь, ей нельзя контактировать с детьми! Она их травмирует!
Глаза Покровского полыхают с новой силой. Он сверлит меня взглядом и многообещающе, зло бросает:
– Ты об этом пожалеешь.
От этих слов Лев начинает плакать и тянуться к отцу. Не сидит на руках у Маши, вырывается, чем вызывает её недоумение.
– Солнышко, перестань! – прикрикивает на него. Надавливает на израненную спинку, и крик мальчика становится сильнее. – Ой-ой, прости!
Всё внутри сжимается, и я машинально делаю шаг вперёд. А эту дура, вместо того, чтобы убрать
