из Турции, однако к концу месяца все же прибыл домой. К этому времени Ольге уже казалось, что ее беременность длится целую вечность. Ее тонкие лодыжки отекли, а когда-то изящная грудь так разбухла, что не умещалась ни в одно платье, даже сшитое специально с расчетом на беременность. Константинос отговорил жену шить что-то новое в ее положении, и она ходила в просторной белой ночной сорочке из хлопка, достаточно свободной, даже если бы за последние недели беременности Ольга еще раздалась.
Через несколько дней после возвращения Константинос перебрался в отдельную спальню.
– Тебе места не хватает, – сказал он Ольге. – Будет неудобно, если я полкровати займу.
Ольга не возражала. Каждая ночь проходила все более беспокойно, и чаще всего ей удавалось поспать не больше часа. Она подолгу лежала на спине в темноте, смотрела в черную пустоту спальни с закрытыми ставнями и чувствовала, как сильно толкается ребенок в животе. Толчки были настойчивыми и регулярными. Иногда казалось, что ребенок двигает руками и ногами разом, и в Ольгином воображении рисовалась картинка, какой он будет – сильный, непоседливый, энергичный. Она не допускала даже мысли о том, что ребенок может оказаться девочкой. В этом случае от Константиноса можно было ждать по меньшей мере разочарования, если не хуже. Ольга и так уже знала, что не оправдала ожиданий, потому что долго не могла забеременеть, и муж не скрывал своего раздражения. На момент замужества ей было далеко за двадцать; до того дня, как доктор объявил, что миновал четвертый месяц и беременность, по всей видимости, протекает благополучно, прошло более десяти лет. За эти годы ей не раз случалось с замиранием сердца ощущать, что теперь-то момент наверняка настал, но раз за разом, к ее отчаянию, все заканчивалось предательским кровотечением через месяц-другой.
Ее рука лежала на выпирающем животе, и пальцы вздрагивали в такт толчкам – один толчок, другой… «Скорее бы уже родить», – думала она и напевала, словно стараясь убаюкать ребенка, но в то же время успокаивая саму себя.
Часы тикали на каминной полке в спальне, еще одни – в коридоре, и бой часов в гостиной каждые пятнадцать минут сообщал, сколько прошло времени, помогая отсчитывать его до того момента, когда можно будет встать. Ольга с нетерпением ждала, когда эта пора придет.
То, что Ольге не хватало места на кровати, было правдой, однако более существенным для Константиноса было легкое отвращение к ее изменившемуся телу. Он почти не узнавал эту женщину. Как могла манекенщица, на которой он женился, женщина со стройными бедрами и талией, которую он мог бы обхватить пальцами, превратиться в нечто такое, к чему он почти брезговал прикоснуться? Его отталкивал этот круглый живот с туго натянутой кожей и огромные темные соски.
В эти последние недели, лежа без сна и считая удары бьющих не в лад часов, Ольга часто слышала тихие шаги на лестнице и едва различимый стук двери в конце коридора. Она подозревала, что, когда
