Ответ, достойный дельфийского оракула. А я, пожалуй, склоняюсь к мнению дядюшки, хотя и по другим, нежели он, мотивам.
Этот разговор происходил вечером в моем кабинете, где мы только что закончили разборку коллекции окаменелостей из ухтинского песчаника. А через два дня я получил из Центрального управления разработок Севера в казенном пакете официальное предложение войти в состав комиссии, командируемой в Пенсильванию для ознакомления с условиями залегания нефтеносных пород и характером их разработки с целью уяснения некоторых вопросов по начинаемой эксплуатации Ухтинского района.
Мне, конечно, предстояло по этому поводу выдержать бурю у себя дома, что бывало неизменной прелюдией ко всем сколько-нибудь длительным отъездам. Но я решил быть твердым и не упускать случая, помимо всего остального, взглянуть воочию на жизнь этого удивительного континента, увидеть собственными глазами этого дядю Сама, с таким покровительственным видом похлопывающего по плечу старушку Европу и вошедшего окончательно по отношению к ней во вкус командирского тона.
Тогда же мне пришла в голову мысль предложить Юрию участие в экспедиции, так как бумага давала мне некоторую свободу в выборе сотрудников.
Он принял мое предложение с восторгом.
– Надеюсь, что это в последний раз выше цыганское «я» берет верх над благоразумным, – сказала ему по этому поводу моя жена, не одобрявшая всей нашей затеи.
– Надеюсь, – ответил Морев, – привезу из Нью-Йорка халат и длинную американскую трубку.
Что касается Сергея Павловича, то он сначала было поморщился, но затем даже выразил свое удовольствие, надавал нам тьму поручений делового и личного характера, и все оставшееся до нашего отъезда время провозился у себя в лаборатории над тщательной регулировкой психографа, настроенного по Юрию.
Я глядел на эти манипуляции с недоверием и странным чувством почти недоброжелательства.
– А знаете ли, – сказал я как-то Юрию: – если верить в действительность работы этих удивительных приборов, мне было бы странно, почти жутко – оставить здесь за собой такого неумолимого, неусыпного соглядатая, от которого не могут скрыться даже сокровенные переживания…
Он повернул голову, и в его глазах мелькнуло что-то вроде испуга.
– Вы знаете, – ответил Юрий нетвердым голосом, – мне у и самому как-то не по себе. Это похоже на сказку, которую я читал когда-то в детстве. Отправляющийся в дальнее и опасное путешествие принц или королевич, не помню уж кто, оставляет на родине волшебный розовый куст, который должен завянуть, если с ним, принцем, случится несчастие. Теперь эта сказка становится явью. С той разницей, что розовый куст принца заменяется головоломным аппаратом с проволочками, рычажками и колесиками моего дядюшки.
– Аминь, – ответил я любимым изречением моего собеседника. – Будем надеяться, что за десять тысяч верст через Атлантический океан он вас не достанет.
Через неделю мы были на борту судна «General Hegg», который
