Кулешов.
– К черту священника! – яростно выдохнул Мытищин. – Во мне сидел божий рок, а не поповское заклятье… Ведь понимал же я, что живу не так. А совладать собой не мог. Бес крутил мною как хотел. Где был тогда батюшка?.. И кто у меня, у ней и у вас – батюшка? – бросил он горящий взгляд на обступивших его. – Кто?!. Вы тоже себе не принадлежите. Тобой, Ерошка… – Кулешов икнул и перекрестился. – Тобой, Ерошка, правит мерзкая, подленькая сатана… Доктором,– Юрий Васильевич посмотрел на врача, может и душевный, но-таки Лукавый… А ею – бес! Бес, приносящий несчастье!.. Вот вся нехитрая гармония бытия человеческого, – говорил он раздумчиво, внятно, пока не стал снова ртом ловить воздух и просить открыть окно.
Отдышавшись, он с минуту смотрел на жену и с нежностью, на какую был способен, сказал:
– Машенька, ты мой священник. И я тебе говорю: нет мне прощенья. Нет! Я оставил вас нищими…
Дыханье опять осеклось. Грудь разрывала жгучая боль.
– Где дети?.. Детей сюда… И Андрюшку! Немедленно Андрюшку… Прости меня, Маша… Ерошка, за Андрюшей! Мигом! Ну!..
2.
Та ночь Андрею Варжецову запомнилась на всю жизнь. В большой, богато обставленной спальне стояли два зареванных холеных барчука. Один –
его ровесник, другой лет на пять постарше. Посреди комнаты пританцовывала лохматая, но красивая барыня. Над постелью, с закатанными по локоть рукавами, со шприцом в руках наклонился человек. Кулешов ему глазами показал на Андрея, и тот негромко сказал умирающему, что мальчик пришел.
Юрий Васильевич никак не отреагировал. Он лежал в забытьи. Копна спутанных светлых волос налипла на восковом лбу, где едва подрагивали вороньими крыльями густые брови. Нос, с шумом всасывая воздух, вытягивался и казался еще прямей и острей. Русая, аккуратно подстриженная бородка, как у всякого решительного и сильного нравом человека, вызывающе выдвинулась вперед и от напряжения трепетала.
Ерофей приблизился к кровати.
– Князь, князь, – настойчивым шепотом позвал он.
– Что тебе?
– Андрей пришли.
Крылья взметнулись, засветив два горящих угля.
– Где? Где он?.. Подойди ко мне, сынок. Дай поцелую напоследок.
Он прижал мальчика к себе. Снял с него собачий малахай. Длинные, холодные пальцы нервно пробежали по лицу мальчугана и стали ворошить волосенки.
– Тебя отец так редко целовал… Не поминай меня лихом… Не поминай… Хорошо, Андрюша?
Мальчик кивнул головой и вдруг тонко взвыл:
– Тятенька, не помирай… Тятенька…
– Ну-ну, – дрогнувшим голосом остановил он мальчика. – Гриша, Митя, подойдите… Это ваш брат. Подайте друг другу руки. Ну, все разом положите мне на ладонь… Вот так. Живите дружно. Запомни, Андрей: Гриша старший. Слушай его во всем… А ты, князь Григорий Юрьевич, – Мытищин крепко сжал в ладони детские руки, – блюди
