Надзиратели одеты, будто на войне в форму цвета хаки. У них список имен и судеб. Витю вдруг отвлек белый котенок. Потерся о ноги. Не ожидал, как тут обитают животные. Вскоре узнает больше. Оказывается, прозвище Pege. Так еще называют пожизненно заключенных. Путешествует по камерам через вентиляционную трубу. Появление котенка выглядело добрым знаком.
Его камера упоминается под номером «девяносто шесть». – «Тормоза!» – Послышалось изнутри, когда Витя и тюремщики подошли к двери. – Хата! Сейчас закидка будет! Забейте проход!
Надзиратель, странное дело, не мог открыть дверь. Замок не слушался ключ. Можно подумать: заперт изнутри. – Старшой, дома нет никого. Завтра приходи! – Пацаны, хватит дурковать.
Витя думал, что повезут в другую камеру, где, в отличие от этой, день открытых дверей. Но до такого не дошло. Дверь открылась. Предстояло войти. А главное – должно во что бы то ни стало побороть волнение. И оно усиливалось при мысли: заметят беспокойство. Дверь открыта – проход в камеру загородили такие же, как он, молодые ребята. Человек двадцать, не меньше. Первый признак тюремных ВИЧ-инфицированных – молодые. Витя еще не знал, отчего закрыт проход. Суть в том, что порой тюремщики внезапно врываются в камеру, чтобы отнять запрещенные предметы: мобильники, наркотики, деньги, а также надежду и покой.
Он вошел в камеру. Дверь закрылась. Арестанты в обычной, гражданской, больше спортивной одежде. В конце камеры слышался телевизор. Дневник, впрочем, не уточняет, что именно транслировали в тот момент.
– Вечер добрый, пацаны. – Он поздоровался за руки с заключенными. В рукопажатие не отказали. Хотя здесь так не принято. Едва ли знаешь, кто перед тобой. В российских тюрьмах, оказывается, серьезная иерархия. Согласно чему рукопажатие допускается не для всех.
– «Pervohod»?
– Да.
– Мы так и подумали.
– Тут все вичевые, если не в «курсе». Ты проходи. «Bratva» за квадратом. Пообщайся.
– «Квадрат»? В смысле?
– Стол.
Здесь распространен жаргонный язык. Новичок не сразу поймет. Вите указали на двоих за длинным столом. Он осмотрелся, пока шел. Двухъярусные кровати, как в ночлежке, где на днях спал. Возле потолка заметил веревки. Тут сушилась одежда. Еще длинный стол, а по бокам – скамейка. Витя сел напротив двоих. Словно для серьезности шмыгнул носом. Поздоровался. С одним, очевидно, разговор невозможен. Синее лицо. Губы, что баклажан, фиолетовые. Значит, после наркотиков. Зато второй, вроде трезвый. Молодой, но седая голова. Спросил, откуда Витя родом?
– Воронеж.
– Бывал я в вашем Воронеже. – Лицо собеседника сморщилось, будто съеден ящик лимонов. О, сколько отвращения читалось в его лице!
– Я очень… И о-о-очень сожалею. – Витя выдавил из себя по слову. И подумал: «Жаль, не родился в Рязани!»
– А сожалеть не надо! – Оживился тот. – Что было, то было. «Chifir» хочешь?
