нарочно, чтоб мертвец не узнал себя и не помнил, к кому идти.
Не нужно читать старые книги, чтоб знать, кто здесь лежит. В отличие от Беаты, этого покойника не донесли до перекрестья дорог, но Стефан был уверен: ему наверняка проткнули сердце колом.
У перевернутой плиты лежал чуть увядший букет ландышей. И глуховатая мелодия по-прежнему неслась ниоткуда.
– Стефко! Я тебя везде ищу, ты как под землю сгинул! – Марек выглядел сердитым и растерянным.
– Не под землю, всего лишь за стену…
– Что ты там искал?
– Просто, – сказал Стефан, – прогуливался.
– Или опять с Войцеховским встречался? Ему здесь самое место…
– Нет… Послушай, а ты не знаешь, почему склеп Стацинских здесь, а не в Волчьей Воле? Или это какие-то другие Стацинские?
Марек пожал плечами:
– Так ведь, кажется, они жили здесь раньше… Спроси лучше у отца или у генерала, он их хорошо знал. Стефко, постой. – Брат ухватил его за рукав. – Я хотел сказать тебе… Я завтра уезжаю.
– Завтра? – Он остановился. Могилы забылись, поединок – тоже. – Завтра? Да ты же только приехал!
Марек опустил голову.
– Если то, что ты сказал, подтвердится… Если цесарь действительно договорится с Чезарией – мы рискуем потерять все оружие. Нам просто не дадут его вывезти – и что тогда? Вилами драться будем? Мне надо ехать.
– Постой-ка. Ты собрался теперь выкупать оружие? И везти его в Бялу Гуру?
– Этим занимаюсь не только я.
– Да вы точно обезумели! Вас задержат на первой же заставе!
– Хватит, Стефан. Мне уже не восемнадцать!
Они вышли за ворота кладбища. Их с братом лошади стояли у коновязи, лениво помахивая хвостами.
– Постой. – Стефан понизил голос. Мертвые не подслушивают, а вот живые… – Ты хоть понимаешь, что вы обречены? Что это ваше восстание…
Он осекся, глядя на брата. У того глаза стали совсем темными, лицо – закрытое, как на ключ. Он фанатик, а фанатики ничего не понимают. Им не докажешь.
– Я думал, – сказал брат, чеканя слова, – это наше восстание, Стефан.
– Будь добр, не кричи на всю площадь. – Он отвязал коня, хотел вскочить в седло, но опять забыл о ране. – Ах ты, пес… – Согнулся, часто задышал, пережидая боль.
Марек хотел помочь ему, но Стефан высвободился и сам худо-бедно взобрался в седло. Выехали они из города молча; за спинами светло, звонко загудели колокола.
– Отца пожалей, – сказал он Мареку, когда они свернули на дорогу, ведущую в имение. – Больше тебе некого послать? Ты вроде бы командуешь легионами…
– Ты не знаешь этих людей, Стефан. Если они имеют дело с одним человеком, они не станут даже говорить с другим. А письму попросту не поверят.
– С
