style="font-size:15px;"> – «Пелегрина». Смотрите, тут и на пакете то же написано. Куплено, судя по чеку, за полчаса до того, как ей было у вас назначено.
– «Пелегрина»? – наморщил лоб Дмитрий Иннокентьевич. – Никогда не слышал!
– Еще бы, это ведь самый крутой бутик женского белья в столице! – заявила с явной завистью в голосе Марина Аристарховна. – Кстати, у меня там двоюродная сестра работает…
Доктор встрепенулся и уставился на Марину Аристарховну. Она была самым настоящим сокровищем!
– А ваша двоюродная сестра… – начал он и запнулся. А затем продолжил: – А не может ли ваша двоюродная сестра помочь установить личность нашей пациентки?
Марина осторожно запихнула нижнее белье в пакет и произнесла:
– Не знаю, поговорю с ней. А если пациентка снова объявится, что сказать?
Доктор, уходя к себе в кабинет, произнес:
– Она не объявится!
Да, Ева не объявится. Потому что решила не втягивать его в историю. Только ведь она уже его втянула! Он же не мог бросить ее одну! А Еве требовалась помощь.
Доктор Чегодаев отлично понимал, что если пациент не хотел продолжения терапии, то ничего поделать было нельзя. Можно, конечно, попытаться переубедить его, но для этого нужно иметь возможность поговорить с пациентом.
Такой возможности у него не было. И Ева ясно дала понять, что искать ее не требуется.
Однако ее записку можно трактовать и как крик о помощи. И она впервые упомянуло того, кого она боялась. Своего мужа. Видимо, это тот человек, которому она во сне перерезала горло.
А что, если…
Доктор прижал шарф к лицу, а потом быстро засунул его в ящик стола. Будь на месте Евы жена пупсика, он бы, конечно, и пальцем не пошевелил. Так отчего же он бросается сейчас грудью на амбразуру, рискуя многим, в том числе и собственной карьерой?
Потому что Ева так похожа на Женю! Но ведь это ужасно! Или, наоборот, прекрасно?
Ибо, потеряв одну, он не может потерять и вторую!
Ночь прошла беспокойно – над Москвой разразилась сильная гроза, и Дмитрий Иннокентьевич, ворочаясь с боку на бок в собственной постели, никак не мог уснуть. В голову лезли разнообразные, не самые приятные, мысли.
Хотя пациентка и исчезла, он все равно размышлял над ее историей болезни. Хотя для диагноза, даже самого поверхностного, у него было крайне мало сведений! И все же…
Она вела речь о том, что в последнее время не понимает, что является сном, а что – явью. Вдруг оказывалась в незнакомых местах, хотя не помнила, что направлялась туда. Затем эта история с охотничьим ножом и кровью…
И уверенность Евы в том, что она убивает людей!
Все это было плохо, очень плохо. И могло свидетельствовать о любом, но явно опасном развитии событий.
То, что она была фантазеркой, истеричной особой, которая выдумала дикую историю и заявилась на прием к модному психоаналитику, Дмитрий Иннокентьевич исключил
