потом сыщешь? В деревне, кроме них, их бабки-ведуньи и семьи Миная, ещё четыре двора. А там мужики женатые, а женихи ещё младше Варнавы…
Ложится в траву Радуня, подкладывает под голову локоть, натягивает на глаза платок – с каждым днём всё труднее работать, будто силы уходят в землю. Устраивается рядом малолетний муж, толкает нечаянно острой коленкой в спину жену. Радуня, успев задремать, резко садится и вдруг ойкает, схватившись за живот: дёргается что-то в чреве, потом ещё и ещё.
– Что орёшь? Травы какой наелась? – лениво вопрошает свекровь.
– Не знаю, животом маюсь. Надо к бабке сходить за отваром.
– Сходи, сходи. Коль хозяин позволит.
Из-за деревьев несётся весёлый голосок Васёны. Подскакивает к брату, показывает жалейку:
– Смотри, батятя из прутика вырезал. Слышишь, свистит!
Что есть силы дует в дудочку – из неё только свист и шипенье.
А вот и сам, хмурый, кряжистый и корявый, как дуб, хозяин – Минай. Тащит в крупных лапищах три крепкие палки, кладёт под куст. Лучшее место у расстеленного платка его. Вытягиваются в сторону жены пыльные ноги с загнутыми вниз чёрными когтями. Берёт двумя руками потный глиняный кувшин, опрокидывает в раззявленную пасть – только кадык ходуном ходит. Сын, дочь, сноха и жена следят, глотая пересохшим горлом воздух. Хозяин отставляет кувшин, выбирает лепёшку крупную, складывает вдвое, заталкивает в рот. Жуёт, раздувая щёки, тяжёлым взглядом оценивает каждого. Берёт ещё две, хлебает квасу, мычит что-то разрешающее. Первым припадает к кувшину сын, затем дочь, потом жена, и вот кувшин, обойдя круг, попадает в руки Радуне. Нагрелся глиняный сосуд и кажется подозрительно лёгким. Прижимает она к горлышку губы и запрокидывает голову – в рот стекает полглотка, падает на горячий язык ещё несколько капель кислой влаги. С трудом жуётся кусок пахучей лепёшки, царапает сухой язык, застревает в горле. Давится Радуня, надсадно кашляет. Свёкор, дотянувшись, хлопает с силой сноху по лопаткам:
– Квёлая досталась девка, не работница.
– Пусть сходит к бабке Манефе, от отваров силы возьмёт, – просит жена.
Исподлобья глядит на сноху Минай, качает укоризненно головой, изрекает, поднимаясь на толстые кривые ноги:
– В поле пора! Завтра пятница – грех работать. Вот Васёнка с ней и сходит, да к ночи чтоб воротились!
Глава 6. Утро в больнице
Лена открыла глаза – нет ни поля, ни солнца, ни страшного Миная. Перед ней медсестра со шприцем и запахом спирта:
– Доброе утро! Давайте попку.
С трудом повернувшись на правый бок, больная потянула со спины одеяло. Сестричка задрала ночную рубашку на ней – холодное прикосновение, резкий шлепок, и «вот и всё, подержите ватку. Вас опять мучили кошмары? Вы стонали во сне!».
– Да! Опять! Всё так реально! Мои ноги и руки исколоты соломой, – Лена поднесла к глазам гладкие узкие ладошки с длинными пальцами: – Ничего нет!
