же я уселась за его столик? Зачем вернулась в клуб? Я не знаю. Вот правда, не знаю. И сказать мне об этом просто нечего. А кто вдруг решил, что всё в жизни можно и нужно объяснить? Ведь это так просто – делать что-то, не требующее никаких объяснений, просто потому, что так надо, и ты чувствуешь это в потаённых глубинах души. Есть вещи, которые нельзя, просто невозможно объяснить. Как невозможно объяснить встречу с самой судьбой.
Нет, в тот момент, когда я приняла это отчаянное решение, я не думала ни о каких судьбоносных встречах. Я сделала так потому, что сделала. И я не собираюсь ничего объяснять. И ещё: мне было очень любопытно, как он отреагирует на то, что сделала я.
Взгляд Рубинова был проницательный, но абсолютно лишённый эмоций. Я могла поклясться на чём угодно, что в ту минуту, когда он поднял на меня глаза, он даже не видел меня. Я была просто колебанием воздуха, незначительным изменением окружающей обстановки, не более. И, если уж говорить честно, совсем честно, это равнодушное невнимание причинило мне некоторую боль.
– Тебе что, автограф? – сказал Рубинов. Для него ситуация была абсолютно простой.
– Зачем мне автограф, если я не видела ни одну из ваших картин?
– Тогда что ты тут делаешь?
Я пожала плечами. Рубинов нахмурился. Я поняла, что он собирается меня прогнать. Мне было интересно, прогонит или нет. Я решила, что если будет гнать – не уйду.
– Кто ты такая?
– Не знаю. А вы как думаете?
– Имя у тебя есть?
– Есть. – Я назвала своё имя.
– Ну и что? – теперь плечами пожал Рубинов. – Имя как имя. Ничего никому не говорит.
Я молчала, внимательно наблюдая за ним. Наш диалог постепенно стал напоминать какую-то безумную сцену, полную театрального абсурда. Наверное, это стал понимать и Рубинов, потому, что нахмурился, и сказал то, что и должен был сказать:
– Пошла вон.
– Нет. Не пойду.
– Может, позвать охранника, чтобы дошло быстрее?
– Всё равно – не пойду!
– Почему?
– Наверное, поняла кое-что. Вот вы спросили меня, кто я такая. А вдруг я действительно поняла? Может, я ваша совесть?
Брови Рубинова поползли вверх. Мне было интересно, будет ли он продолжать меня гнать. Неожиданно Рубинов сказал то, что вызвало моё сильнейшее замешательство.
– Ты ведь сидела за столиком с… – Он произнёс имя моей сестры.
– Да, – удивилась я.
– Это она тебя подослала?
– Нет, не она.
– Почему я должен в это верить?
– Потому, что она моя сестра.
– Ты серьёзно?
– Двоюродная.
– Могу только представить, что она наговорила обо мне.
– Нет, не можете.
– И ты, конечно, её слушала?
– По-вашему,
