вам крест в цивильном, – и Иванов перекрестился.
– Ты бы их распознал, если тебе их показать?
– Никак нет, – Иванов посмотрел в пол, словно провинившийся ребёнок, – фамилии – другое дело, а вот лица… На них памяти нет.
– Ладно, ступай, – Соловьёв поднялся со стула, – постой, – ему пришла нелепая мысль, – ты говорил господину Вербицкому, что какой—то господин сделал гимназисту замечание, не помнишь его?
– Дак он сразу за гимназистом отправлял телеграмму, его фамилия, – Иванов вскинул брови к верху, – Степанов… отправлял телеграмму… сейчас, сейчас… в Гатчину, да, да, в Гатчину, по адресу, – и продиктовал адрес, – а запомнил его оттого, что тепло на улице, а он был в шубе.
– Более ничем молодые люди не запомнились?
– Никак нет, ничем.
– Ступай, – когда Иванов вышел, Соловьёв произнёс, – Благодарю, господин Вербицкий, за помощь.
Улица встретила надворного советника городской суетой, словно окунулся в воды холодной до озноба реки.
Степановых в столице пруд пруди, поэтому стоит начинать с Гатчины, оттуда наверняка укажут, где искать господина в шубе. Может быть, он запомнил молодых людей, а, может, что и из их разговора. В начале расследования, как говорит Иван Дмитриевич, надо хвататься за любую ниточку и тянуть её, пока она не закончится либо выведет к клубку.
Соловьёв вернулся и отправил телеграмму в Гатчину, попросив, чтобы ответ направили на адрес сыскного столичного отделения.
– Иван Иванович, вы вовремя, – вместо приветствия произнёс Путилин, сидевший в излюбленном кресле со скрещёнными на груди руками, – присаживайтесь, – кивнул подбородком на свободный стул. Докладывайте, что у вас.
– Телеграмма послана четвёртого числа сего месяца Сергеем Мякотиным, одетым в гимназическую тужурку, Марии Алексеевне, проживающей на Наличной улице. С Сергеем в почтовом отделении было ещё двое то ли приятелей, то ли знакомых.
– Это уже след, – потёр руки Иван Дмитриевич. – Вы чем порадуете, Василий Михайлович?
– Убитый, в самом деле, Сергей Мякотин, его опознал брат Венедикт.
– Лицо же порезано? – не сдержался помощник Путилина Жуков.
– По рваному шраму на ноге, – бросил хмурый взгляд на Мишу.
– Понятно. – разочарованно произнёс помощник.
– Я разговаривал и с госпожой Мякотиной, и со смотрителем гимназии, и с соучениками убитого. Ничего о нем сказать не могли, кроме того, что был замкнутым и не имел приятелей.
– Любопытно, – добавил Соловьёв, – но Сергей в почтовом отделении был не один, их запомнил чиновник потому, что они шумели.
– Этих двоих сможет опознать ваш чиновник?
– К моему прискорбию, нет, но он запомнил фамилию господина, который сделал замечание молодым людям, – и предвосхищая вопрос Путилина, Соловьёв сказал, – я занят поисками этого господина.
– Немного,
