и рассказать о тех иностранцах, которые организовали и профинансировали ваш заговор.
Пален задумался. Он молча переводил взгляд то на меня, то на Аракчеева, словно соображая, признаваться ли ему во всех своих грехах, или снова уйти в полную несознанку. Наконец, видимо приняв окончательное решение, он вздохнул и произнес:
– Будь проклят тот, кто втравил меня в эту авантюру. Это я о графе Панине, который написал мне то роковое письмо, предложив встретиться с ним, чтобы обсудить какие-то важные дела. Я согласился на встречу – ведь в то время император отставил меня от службы. И хотя я мог наконец удалиться в свое имение, чтобы отдохнуть там после тридцати шести лет безупречной службы в Российской армии, мне все же не хотелось менять генеральский мундир на теплый халат, а армейские сапоги на домашние тапочки.
Этот змей-искуситель при встрече завел со мной разговор о том, что Россия стенает под игом коронованного деспота, а самые заслуженные и уважаемые люди империи вынуждены покорно склоняться перед императором, который явно тронулся умом. Он намекнул мне, что политикой государя недовольны не только в России, но и за рубежом. Правда, граф Панин не желал смерти друга детства, а предлагал просто устранить царя от власти, а вместо него назначить регентом цесаревича Александра. Знаете, как все это произошло в Британии, где вместо душевнобольного короля Георга III фактически правил его сын, принц Уэльский.
– Это Панину подсказали его британские друзья? – поинтересовался Аракчеев. – Я почему-то не сомневался, что без английских советчиков тут не обошлось…
– Вы правы, английский посланник сэр Уитворт подсказал нам, как лучше устранить от власти императора. Но он предпочитал иметь дело с братьями Зубовыми, у которых были большие связи среди придворных и офицеров гвардии. Я же должен был, не вызывая подозрений, втереться в доверие к государю, а самое главное – уговорить цесаревича Александра примкнуть к заговору или, по крайней мере, не препятствовать нашим планам.
– И что, цесаревич сразу согласился?! – воскликнул Аракчеев.
Пален ухмыльнулся.
– Он знал о заговоре – и в то же время не хотел ничего о нем знать. Мне даже пришлось распустить слух о том, что, дескать, государь, разочаровавшись в старшем сыне, решил сделать своим наследником племянника императрицы, герцога Евгения Вюртембергского. Действительно, хорошо воспитанный и умный молодой человек пришелся по нраву государю. Тот стал оказывать юному герцогу благосклонные знаки, на которые я и обратил внимание цесаревича. Тот поверил мне и заявил, что не будет против отстранения отца от власти.
– Вы понимаете, граф, что, признаваясь сейчас в своих злодеяниях, вы подписываете себе смертный приговор? – спросил я. – Ведь за заговор против священной особы государя возможно лишь одно наказание…
– Я уже и так погубил свою душу, – вздохнул Пален. – Ну, а тело… Оно и без того смертно. Я могу лишь просить государя не вешать меня, как какого-нибудь разбойника
