заставлять нас убираться.
Козявки натянули на пальцы рукава и отправились на площадку. Стелла засела за заявление. И все было бы ничего, если бы она не окликнула его в дверях:
– Артем! Останешься. Поможешь с текстом.
Он, сжавшийся от неминуемой встречи с окаменелыми собачьими делами, выдохнул и распрямился. Вернулся в класс, быстро прикрыл дверь и почти не услышал, как козявки хором выпалили:
– Подпевала несчастный!
Он проснулся от пинка одной из козявок.
Что-то вылетело из него, что-то незримое, как мелкий камешек.
– Где котел? – вопрошала козявка, но он не слышал. Поднялся, чувствуя, как кружится голова. «От голода», – равнодушно подумал он, вспомнив вчерашние остатки каши. Достал телефон проверить, есть ли связь. Связь была, но стоило ли теребить Стеллу на сборах?..
Он нервно, желчно рассмеялся, глядя на козявку и не видя. Сколько можно беспокоиться только о ней, о драгоценной Стелле? Набрал номер, в трубке загудело, сердце заколотилось, подпрыгивая. Выключили ветер, смолкла козявка…
– Алло, – услышал он знакомый, усталый, но веселый и звонкий голос.
Земля повернулась, качнуло на бок, и он ослеп. Секунду лежал, чувствуя, как травинка щекочет нос, а потом ощутил мощный удар сзади. Попытался выпутаться из чего-то черного, скользкого, что накинули сверху…
Кто-то из козявок угодил ботинком поддых; он согнулся. Кто-то заехал в лицо, смазал по уху. И вот тогда снова включили звук, и зазвенело, зашумело, загрохотало вовсю.
Козявки устроили темную. Вот так вот. Пять лет терпели. А теперь – Стелла ушла, и они ощутили силу.
Болели руки, спина, живот; он не чувствовал пальцев, которыми пытался закрыть от ударов лицо. А козявки били и били; и откуда-то, с областного центра, с края вселенной, пробивался через динамик восторженный голос Стеллы:
– Меня пригласили учиться в школу при МГУ, представляешь? Сейчас задержусь, чтобы оформить документы. Я тебе напишу, возьмешь у меня дома что нужно, пришлешь первым классом. В июле приеду за вещами… А потом – Москва! Москва, представляешь?! Что ты там молчишь? Эй! Ау!..
Козявки били и били; Стеллу на таком расстоянии слышал только он.
– Ау, Артем!
Артем. Она называла его по имени пару раз за все их знакомство. Козявки между собой всегда называли только «он».
Он. Эхо. Ничто.
Он дернулся, взвился и замолотил кулаками, не глядя, как и куда бьет. Кто-то закричал. Черное покрывало упало, козявки отхлынули, а он яростно лупил воздух, ничего не видя, наскакивая на цветные пятна, визжа.
– Припадочный! – испуганно донеслось слева, и он прыгнул, повалив кого-то на землю, ударил в нос, хруст, липкая кровь…
– Припадочный! Отцепись от меня!
А он рычал, наслаждаясь кровью, внутри клокотало, чесались руки, он бил и бил, и представлял себе
