понимаю, он в принципе мало говорит, но сейчас ему предстояло как-то преодолеть себя на долгое внушение. Но он сказал совсем не то, чего я ожидал. Всего два слова он сказал как отрезал.
– Элеонора больна.
– Что?
У меня мозг взорвался от вопросов, которые перестали помещаться в голове. Чем больна?
Как? Она приехала лечиться? Ее потому все время пасут? Почему я не догадался?..
Да откуда мне и узнать было, о таком ведь не говорят при знакомстве. Я медленно опустился в кресло. Отец снова вздохнул и сел, нахмурив брови.
– Понятно. – Он потер щеку. – Она тебе не сказала.
– Она… – я решил не канителить и начать сразу с худшего, – типа умирает, что ли?
Я чесал и чесал правую бровь и, по ходу, совсем этого не замечал.
– Игнат.
Отец дождался, когда я наконец уберу от лица руки и посмотрю на него.
– Я должен был предупредить тебя сразу. – Он смотрел на меня как доктор, который сообщает родным неутешительную новость. Впрочем, он и был доктором.
– Ты не мог меня предупредить. Откуда тебе было знать, с кем я знакомлюсь и как намерен поступать. – Я по-прежнему не понимал, насколько она больна, и меня бомбило от злости. – Но ты мог рассказать. Ну… как отец сыну. Просто поделиться.
Я закусил губу. Он приподнялся. Наверное, хотел подойти, но почувствовал, что это будет мне неприятно, и остался на месте.
– Как врач, – сказал он, – я не имею права говорить о болезни без разрешения пациента.
Но как человек и твой отец скажу тебе правду: я не знаю. Элеонора – сложный случай. Мы не в состоянии определить, как будет развиваться ее болезнь. Возможно, с такой патологией головного мозга она сможет дожить до момента, когда придумают, как это лечить. Но возможно, что счет идет на… месяцы? дни? Никакие предположения не будут верны. Пока что ей категорически запрещено ударяться головой. Или падать в обморок, если это можно запретить.
– То есть сюда она не случайно приехала? – Я уставился на отца, как будто видел его в первый раз.
– Здесь она под присмотром. Здесь лучшая аппаратура. После того, что случилось сегодня, ее родители не хотели бы тебя видеть. Я вполне разделяю их беспокойство.
Я машинально утопил пальцы в челке, оттягивая ее к затылку. Присмотр, условия, наблюдение… это я понимал. Беспокойство родителей – тоже. Я уеду в свою развеселую жизнь, а ей, может, лечиться и лечиться. Чего я не мог понять, так это насколько долго ей предстоит находиться в больничных условиях. Если шансов на выздоровление нет, то Ленора, выходит, привязана к лучшей аппаратуре… навсегда?!
А если бы я серьезно в нее втрескался, то… Я потряс головой. По-хорошему, отцу надо было отправить меня домой намного раньше. Намного.
Я вернулся к кровати и лег на нее прямо в кроссовках. Отец погасил свет. О чем он молчал в темноте, хотел бы я знать. Каково это, когда твой сын увлечен девушкой, чье будущее туманно? Ах да, ведь он думает, что и я правда сильно влюблен.
