вероятно, мое выражение лица его встревожило, поскольку он бросил топор и пошел мне навстречу. – Что случилось?
Тодрик молча ретировался в дом.
Я задыхалась. Не только из-за быстрой ходьбы. Я напрягала все силы, чтобы унять дрожь, ибо, невзирая на ужас, осознавала, что за два дня лишь раз почувствовала покой: когда приняла решение и произнесла его вслух. Если Солнце меня услышал, будет некрасиво отказываться от своих слов.
– Я лишь хотела увидеть тебя в последний раз.
Он нахмурился.
– В каком смысле?
Я схватила Кана за локти и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала в губы. Быстро и невинно, тем не менее, впервые в жизни, и он вздрогнул от неожиданности.
– Я люблю тебя, – промолвила я, и пульс участился от признания, пусть и очевидного. – И хочу, чтобы ты был счастлив.
– С-Церис… – забормотал он. – Что?..
– Запомни мои слова, – настаивала я. Мужество меня покидало, и даже на южной окраине деревни я чувствовала, как жар факела гнетом ложится мне на плечи. Не дает забыть о данном обещании. – Запомни меня.
Я отпустила Кана и повернулась. Он схватил меня за запястье, лицо выражало замешательство. Выдавив из себя слабую улыбку, я мягко убрала его пальцы один за другим.
– Не следуй за мной.
А затем побежала. Словно пыталась обогнать собственные сомнения, тревоги и страхи. Я направилась прямиком к шатру, установленному в центре деревни, где ночной воздух соответствовал погожему летнему дню. Где наши мужчины выбирали между Гретчей и Аней.
В сильном волнении я ворвалась через тяжелую ткань, закрывающую вход в шатер, приковывая к себе взгляды присутствующих. Помимо меня на совете присутствовали и другие женщины: обе кандидатки, а также их матери и наша мудрейшая – старушка с бородавками на носу и шишковатыми руками.
Почти сразу меня попытался выставить вон кузнец.
– Ты здесь не нужна.
Я возразила:
– Звездной матерью буду я.
Тишина, воцарившаяся вслед за этим заявлением, была оглушительной.
Гретча посмотрела на меня потрясенно. Аня – с облегчением.
Мой отец, чье лицо вытянулось, спросил:
– Церис? Что ты такое говоришь?
Обойдя кузнеца, я встретилась взглядом сначала с отцом, затем со священником.
– Я буду звездной матерью. Я вызываюсь. Первая.
Если совет до сих пор совещался, значит, ни Аня, ни Гретча не вызвались. И поскольку ни одна не высказалась против меня, вероятно, они, как и Идлиси, не хотели соглашаться, но были слишком напуганы, чтобы отказаться.
Молчание затянулось почти на целую минуту, пока священник не повторил:
– Ты вызываешься, Церис Вендин?
– Ты скоро выходишь замуж, – проговорил отец хриплым голосом, будто ему сдавило горло.
Я взглянула на Аню, во взгляде ее широко
