более четырех лет. Твоя получка такой мизер – максимум в кино сходить, а не семью кормить из трех человек. А если ещё ребенок?
Ну и как ты думаешь, выдержим мы все это? Исполнится мне сорок четыре – это предел женского возраста. А тебе только сорок – это расцвет для мужчины. И после этого семья начнет распадаться. Не надо, Лешка, об этом!
– Почему предел? Моей маме около сорока.
– Понимаешь, Алешка, женщина может родить ну до сорока пяти, потом климакс.
– Что-что? – переспросил Алексей.
Она усмехнулась.
– Ты и этого не знаешь! Ну, это когда в организме женщины все изменяется, и она теряет возможность рожать. После этого она становится старушкой, бабушкой. А вы, мужики, можете исполнять свой мужской долг лет, наверное, до шестидесяти и становиться отцами. Вот такая разница может быть между нами! И чем ближе к этому возрасту, тем сложнее становиться понимать друг друга. Аборт, кстати, может лишить женщину навсегда стать матерью.
– Ты серьезно?
– Да, вполне! И таких женщин много! Хотя, многие делают по десять абортов и рожают потом.
За разговорами они незаметно пришли на остановку автобуса. У Алексея от всех этих разговоров горело лицо. Она остановилась, погладила своей слегка шершавой рукой щеку Алексея.
– Поверь мне! Я знаю, что говорю, а ты пока не представляешь. Живи, учись, служи! Может и встретимся где-нибудь на флоте, если звезды сойдутся. И не спеши до пятого курса жениться! И не обижай девчонок никогда. Для них это больнее получается, чем для вас, мужиков!
– Я обещаю тебе! – прошептал он.
Она на секунду прильнула к нем и поцеловала в губы.
Он почувствовал опять знакомую сладость и зовущую мягкость ее губ, но она быстро отстранилась. К остановке подошел автобус «полтинник» (так курсанты называли триста пятидесятый номер), идущий к вокзалу.
– Прощай и забудь меня! – сказала она и протянула ему руку.
– Может, еще раз поцелуемся? – предложил Алексей, пожимая ее руку.
Она с жалостью посмотрела на него и поцеловала по-матерински в щеку.
– А телефон, телефон оставь на всякий случай! – закричал Алексей вслед автобусу и побежал за ним. Она стояла у заднего окна и с жалостью смотрел на него, а потом вдруг улыбнулась и помахала ему рукой.
Автобус давно уехал, а Алексей долго стоял и смотрел ему вслед. Ехать за ней или нет? Автобусов к вокзалу, как назло, не было.
Постояв минут двадцать, он медленно побрел в училище.
Идти не хотелось и вспоминать ничего тоже. На душе была какая-то горечь, недосказанность, и даже обида. Он понимал, что что-то потерял навсегда в своей жизни.
– Ну как ты? Поцеловал ее хотя бы? Дала поцеловать? – спрашивал его друг Михаил, – как она?
Алексею не хотелось ничего ни говорить, ни рассказывать, уподобляясь Валерке Абросимову, но Михаил не отставал и ходил за ним.
В ротном помещении несколько курсантов смотрели телевизор, кто-то гладился.
– Моряк
