если не считать детей, пытающихся тебя либо избить, либо изнасиловать, либо и вовсе убить.
Но благодаря этому опыту, магией иллюзий я овладела в совершенстве.
И если поначалу пользовалась ей от силы три раза в день, чтобы воспитатели не заметили во мне чужачку, то через год я научилась держать иллюзию даже во сне.
Иллюзию моего полного отсутствия.
Да-да, я научилась качественно прятаться.
Драться я не умела, физически была довольно слабой, слишком худая, слишком тонкокостная, но вот делать вид, что меня вовсе не существует, или изображать другого человека (дети часто сбегали, и можно было пользоваться их личинами), но при этом получать свою еду, одежду и койко-место – это без проблем.
Конечно, мама не отправила меня в свободное плавание без обучения.
Она рассказала мне подробно, как пользоваться своей магией и в теории, и на практике. Мы тренировались с ней целый год.
И только лишь после этого она уехала искать нам дом и защиту.
Пару раз в месяц мама отправляла мне магический вестник, в котором подробно рассказывала о том, где была этот год и что делала, а я в ответ рассказывала ей о своей жизни.
Мама давала мне советы и всегда напоминала о том, чтобы я помнила, кем являюсь, и ни в коем случае ни с кем не заводила близких отношений, ибо не пристало дочери Великого Леса со всякими низшими даже близко общаться, не то что думать о чем-то другом. К тому же люди могли рассказать о том, кто я, нашим врагам, у которых магия на более высоком уровне, и тогда нас обеих убьют.
Вот так я и жила.
В полном одиночестве.
Часто, порой раз в неделю, создавая себе новую личину. Или вообще надевая отвод глаз.
Ни друзей, ни близких. Только редкие переписки с мамой.
И единственное, чем я могла довольствоваться, – это подглядывание за другими.
Поначалу я считала себя невероятно крутой, ведь у меня, в отличие от бездарных людишек, была магия, и поэтому я несколько раз серьезно была ранена.
После этих увечий и пяти лет жизни в интернате я научилась уважать и бояться тех, кто меня окружал.
И что бы ни говорила мне мама про «жалких людишек», я вдруг осознала, что мы с ней более жалкие, чем они.
Время шло, я взрослела и понимала, насколько сильно я одинока.
Больше того, я начала завидовать тому, что даже в таких условиях выживания взрослеющие и никому не нужные дети создавали самые крепкие союзы.
Здесь, в интернате, было именно так.
Если ты не научишься любить и доверять тому, кто рядом, ты просто не сможешь выжить.
Поэтому, наверное, все эмоции у детей были утрированы. Если ненависть, то лютая, если любовь, то до гроба.
Здесь страсти кипели почище всяких мелодрам, которые мы иногда смотрели, собираясь всей гурьбой перед сном у телевизора в общем зале для игр.
Взрослым по большей части было плевать на подростков. И в межличностные конфликты они почти не вмешивались.
Их
