представляющие разные кафедры, смешались в общую кучу, делясь воспоминаниями о лете. О колхозе никто из поступивших первокурсников не думал. Цыганок троекратно расцеловалась с Маршал, соседкой по комнате в общежитии, которая приехала из дома из подмосковного Калининграда только сегодня, и теперь тараторила Тане про то, как пролежала весь август на пляже. Таня тоже была рада видеть и Свету, и Николину, и Лизу Воробьёву, и даже Сычёву. Девушки из Подмосковья делились впечатлениями о закрученных за лето банках варенья, компотов и прочих делах, переделанных на родительских дачах. Маршал кивнула на сумку, обещая дегустацию взятого с собой разносола в виде ассорти из красных перцев и помидор.
– У моей мамы «лечо» получается лучше чем у всяких «Глобусов», – похвалилась Таня, на что Цыганок облизала пухлые губы, а Воробьёва аппетитно почмокала.
«Счастливые, – качнул головой на такую беспечность Стас Добров, – Не знают пока какой кошмар их ждёт. Нет, братцы, колхоз – это как марафон – всегда больно».
Мысленно рассуждая, Добров вдруг заметил, как стоящая справа от него первокурсница с длинной русой косой вот уже трижды как провела по нему взглядом, как рукой, отвечая на вопросы статного кавказца. Теперь лоб нахмурил Стас. Девушка была привлекательная, высокая, сторойная. Бодров медленно оглядел нарядный прикид студентки и понял, что она не из тех, кто проживает в общежитии.
– Это кто? – тихо толкнул Стас Галицкого, косящего направо то и дело.
Юра также тихо ответил, не глядя в сторону девушек:
– Лена. Николина. Высотница.
– Высотница? Это прикольно. Высотниц у нас ещё не было… – Стаса как подменили; грустное выражение сменилось явным интересом к новенькой. Добров любил знакомиться с девушками и обещать им вечную любовь чуть ли при первой встрече. Галицкий за это обзывал друга «болтуном и повесой». Голос друга показался Юре мечтательным, но расстроиться Галицкий не успел.
– Леночка, скажите пожалуйста, а вы в колхоз личного парикмахера для такой роскошной косы выписали, – Стас потянулся рукой и притронулся к волосам Кашиной. Девушка фыркнула и увернулась. Народ захохотал, Галицкий улыбнулся.
– Я не «леночка», а Ирочка, – обиделась Кашина и отвернулась.
Стас выпучил глаза и оглянулся на Галицкого. Юра, всё ещё улыбаясь, смущённо опустил взгляд и пробасил, еле шевеля губами и выразительно тараща глаза:
– Дурень, я тебе про соседку.
– Ах, про соседку? – Стальнов толкнул Галицкого со своей стороны; объясняя до этого Кранчевскому как поливать цветы и на сколько оборотов закрывать на ночь замки, Володя не слышал начала разговора. Но когда все засмеялись, обернулся.
– Привет, Лена, – помахал Галицкий вместо ответа другу.
Николина вяло улыбнулась сразу всем, глядящим на неё ребятам.
– У неё
